Форум » Философские идеи » Сборник славянской ереси (продолжение) » Ответить

Сборник славянской ереси (продолжение)

паки: ...бессмысленный и беспощадный

Ответов - 300, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 All

УграДева: Русская тройца З за ной горы, з за высокои, Гей, волы, гей! Видны ми выходят, трех братов родных, Едень братцейко, светле сонейко, Другий братцейко, ясен месячок, Третий братцейко, дробен дожджейко. Месячок ся бере заморозити Горы, долины и верховины, Глубоке поточейки и бистры речейки; Сонейко ся бере розморозити Горы, долины и верховины, Глубоке поточейки и быстры речейки; Дожджичок ся бере зазеленети Горы, долины и верховины. Будь Богу хвала з нашого слова! Богу на хвалу, ледём на славу! ...В 1831-32 г., кончив гимназию, я поступил на философический факультет Львовского университета и получил стипендию из религиозного фонда 80 гульд[енов] в год. Философы обыкновенно любили пользоваться университетской свободой и свысока посматривали на гимназистов. В коллегии вписывалось 200 — 300 студентов. Профессоры преподавали весь курс, не спрашивали никого, редко производили чтение каталога и то только, за неимением времени, наудачу две-три буквы алфавитного списка, когда замечали слишком пустые скамейки, так что можно было пропускать лекции или после отчитания каталога выйти из класса. Никто не мешал читать во время лекции какую угодно книгу. Я пользовался той свободой, читал книги, посещал библиотеки, но читал уже с большим разбором книги, касающиеся истории и языкознания, преимущественно русского и славянского. Не легко давалась мне та наука русского языка без руководителя. По собственному влечению я делал себе выписки и извлечения из всяких книг и изучал единственную находящуюся в унив[ерситетской] библиотеке немецко-русскую грамматику Гейма и переписал весь «Сборник малороссийских песен» Максимовича (с 1827г.), некоторые песни Кирши Даниловича (изд. 1818 г.) из имевшихся в библиотеке Оссолинских экземпляров, прежде в черновую тетрадку, а потом дома переписывал начисто. Между тем мой сборник русско-народных песен постоянно увеличивался. Слушатель второго года философии (физики) Маркиан Шашкевич, который, в свою очередь, занимался русским языком и историей Руси, заметил, в каком направлении я читаю книги и делаю эксцерпты (выписки); он сблизился со мною, прямодушно открыл свои думы, сказав, что он русин, и заявил решительно, что нам, молодым русинам, нужно соединиться в кружок, упражняться в славянском и русском языках, вводить в русских кругах разговорный русский язык, поднять дух народный, образовать народ и, противуборствуя полонизму, воскресить русскую письменность в Галичине. Я пришел в восторг от такого предложения, о котором я позволял себе только грустно желать. Шашкевич познакомил меня с Иваном Вагилевичем, моим коллегою на первом году философии, и с тех пор мы стали сердечнейшими друзьями. Мы постоянно, встречаясь дома, в аудиториях, на прогулках, всюду мы втроем говорили, толковали, спорили, читали, критиковали, рассуждали о литературе, народности, истории, политике и пр., и почти всегда мы говорили по-русски, так что коллеги называли нас в насмешку «русская тройца». Из сбереженных грошей я покупал книжки преимущественно русские. Я купил во Львове польско-русскую грамматику Гродзицкого, «Лиру» Державина, изд[анную] в Вильне. Больше нельзя было найти во Львове, и я выписал «Историю» Бантыш-Каменского (три тома), Котляревского «Энеиду» — три книги, Кулжинского «Малорусская деревня» и др. При том я приобрел в польском переводе поэмы Пушкина, изд[анные] в Вильне, и «Историю России» Кайданова (два тома) за невозможностью получить в подлиннике. Шашкевич, смелейший от нас всех на всякий подвиг, приобрел все больше сочувствующих нашим идеям. Мы условились, что всякий, приобретенный нами и вступающий в наш русский кружок, должен подать руку и заявить честным словом, что он обещает всю жизнь действовать в пользу народа и возрождения русской народной словесности. Чтобы освятить то обещание, мы приняли славянские имена: Шашкевич — Руслана, Вагилевич — Далибора, я — Ярослава. Затем явились Велимир — Лопатынский, Мирослав — Илькевич, Богдан — мой брат Иван, Ростислав — Бульвинский (умер); явились Всеволоды, Мстиславы, Володари и пр. Шашкевич пошел еще дальше: он составил альбум «Русская зоря», в котором записывались желающие со своими стишками или девизами, но не иначе, как русской скорописью на русском языке. Я вписался с другими при словах: „пізнай себе, буде з тебе». Шашкевич привел из песни Максимовича: «Світи, зоре, на все поле, закіль місяць зійде». Острожинский написал: «Час уже ляхам перестати, а нам, русинам, начинати». Вписались философы, и богословы: Покинский, Урицкий, Минчакевич, Кульчицкий, Охрымович, Гадзинский, Белинский и др. В семинарии начались толки о русском народе, о его просвещении посредством народного языка. У нас, правда, не было ясного понятия и определенной программы, всякий понимал дело по-своему, но движение между молодым поколением было сильно. В то время Вацлав из Олеска (Залеский) напечатал свой сборник песен народных; мы гордились тем, что поляк ставил русские песни во много выше польских по поэтическому творчеству; но мы негодовали на то, что русские песни напечатаны вперемежку с польскими и что напечатаны польскими буквами. Нам хотелось бы иметь национальный сборник, вроде Максимовича (с 1827г.). Я со своей стороны величался тем, что в моем сборнике находится много истинно народных песен, которых нет ни у Максимовича, ни у Залеского. У нас зародилась мысль издать русский альманах под названием «Зоря», в котором были бы помещены народные песни, сочинения стихами и прозой, памятники прежней народной поэзии и переводы. Сказано: довольно слов, надобно приступать к делу. Начали сочинять статьи: Шашкевич написал на основании Бантыш-Каменского биографию Богдана Хмельницкого, сказку «Олена» и несколько стихотворений; Вагилевич: «Мадея» и «Жулина и Калину»; я сочинил «Два веночки» и выбрал песни из моего сборника, к которым Вагилевич взялся написать предисловие. Насчет правописания происходили долгие споры. Я предлагал правописание Максимовича; мои сотоварищи требовали применения (по мнению Копитара и Гримма, самого логического) сербского правописания Вука Стефановича Караджича. Я отстаивал русскую азбуку и не допускал латинского j; наконец решили, выкинув ъ и ы, писать, как произносят, заменив ô, е буквою i, ы — буквою и. Вагилевич, указывая на аналогию сербского языка, желал ввести для своих статей є вм[есто] я, и писать чєсть (часть), тєжко — тяжко; но мы не согласились, и часть, тяжко остались для всех однообразно; только в простонародных песнях оставили є. Пока я приготавливал рукопись для цензуры, Шашкевич отнес в цензуру копию изображения Хмельницкого, срисованную одним семинаристом, объяснив цензору, что то ein verdienstvoller Mann und Feldherr (Заслужена людина i полководец - нем.), и в ту же минуту получил разрешение к печатанию. С рукописью дело пошло не так удачно. Так как, кроме церковных книг, разрешаемых епархиальной властью, с давних лет не печаталось ничего по-русски, то во Львове не было русского цензора, и рукопись послали в Ведень. Копитарь отказался дать свое мнение, заявляя, что он не понимает того языка (ruthenisch - рутенского), вследствие чего назначен был цензором профессор морального богословия в Львовском университете, д-р Венедикт Левицкий, человек благожелательный русскому делу, но со своими своеобразными воображениями. Он порицал употребление устарелых церковнославянских форм, которые отстаивал Стефан Семаш (чиновник счетоводной канцелярии), но желал видеть язык книжный русский с тем, чтобы ввести некоторые потерянные формы, напр[имер], славянский звательный падеж и полные формы прилагательных: -ый, -ыя и (сред.) -ая. Нечего удивляться, что цензор с такими убеждениями не одобрил нашего радикального правописания и простонародного слога и языка, и написал на рукописи: «Non admittitur ad imprimendum» («Не дозволено до надрукування» - лат.). Наш кружок пал духом. Но дело тем не кончилось. Полиция обратила на нас внимание, и через несколько дней у Шашкевича на квартире сделали ревизию. Полицийные комиссары перерыли все его вещи, но не нашли ничего запрещенного. К счастью, его альбум «Зоря» была при нем в кармане, его же особы не трогали; а то, если б нашли список имен с девизами, немцы были бы уверены, что они открыли русский заговор, и Шашкевич по своей неосторожности погубил бы столько полной надежды молодежи. После ревизии Шашкевич бросил свою «Зорю» в нужник... Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого (Воспоминание о Маркиане Шашкевиче и Иване Вагилевиче. Издание „Bенков" и „Zustande der Russinen" в 1846 и 1847. Литературный Сборник Галицко-Русской Матицы, Львовъ, 1885, с 10-41 http://litopys.org.ua/zahpysm/zah15.htm Три студента богословского факультета Львовского университета, Маркиан Семенович Шашкевич, Иван Николаевич Вагилевич и Яков Федорович Головацкий, осознали себя сынами Руси и приняли древнеславянские имена: Руслан, Далибор и Ярослав. Они сказали во всеуслышание: как на небе Бог в Троице единой, так на земле Русь в троице единая: Великая, Малая и Белая Русь - одна Русская земля. Троица студентов вышла из русских деревень Прикарпатья. Почувствовав русскую почву под своими ногами, энтузиасты твердо решили трудиться в пользу родного племени, оторванного от великого русского народа и изнывавшего в тяжелом ярме польской шляхты. Первый рукописный свой опыт они назвали Руси сын (Русин), затем Зоря, которая должна была рассеивать мрак над Галицкой Русью. Издание, однако, не осуществилось, ибо подверглось запрещению административным порядком в 1834 году. Всё же зачинщики не покорились и не сдались. Они придумали новое название: Русалка Днестровая. Это общий труд Шашкевича, Вагилевича и Головацкого. Руслан предпослал альманаху трогательное предисловие: судилось нам быть последними. Он поместил несколько своих стихов рядом с переводами чешских и сербских народных песен, новеллу Олена и рецензию на Ruskoje wesile И. Лозинского, причем осудил латинский алфавит в русской письменности. Далибор указал на значение русских народных песен и привел тексты колядок, гаивок, ладканий и думок из разных местностей Галицкой Руси , а также поместил две баллады, написанные им под влиянием романтической поэзии Адама Мицкевича. Ярослав снабдил сборник своим оригинальным стихотворением и переводом двух народных сербских песен и опубликовал русские и славянские рукописи из архива Василианского монастыря во Львове. Благодаря его настойчивости и энергии первый галицко-русский альманах увидел свет в 1837 году в Будапеште, что и есть его особенной заслугой. В.Р. Ваврик. Краткий очерк Галицко-Русской письменности http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_673.htm Руська Троица - трое галицких будителей — Маркиян Шашкевич (1811—1843), Яков Головацкий (1814—1888) и Иван Вагилевич (1811—1866), оболганные советской и украинской пропагандой и превращенные из русских литераторов в украинских. …Крайне показательна история литературной группы Руська троица, основанной тремя галицкими будителями — Маркияном Шашкевичем, Яковом Головацким и Иваном Вагилевичем. Они были слишком крупными деятелями галицко-русского возрождения, чтобы украинское мифотворчество могло пройти мимо. Так, в самом известном произведении, созданном кружком Русская троица — альманахе Русалка Днестровая, весь тираж которой, кстати, был запрещен и конфискован австрийской полицией — авторы пишут о своем русском народе - Нарід Руский, о его русской душе - душа руска, о прекрасном русском языке - руским язиком, да и землю-то свою родную авторы именуют не иначе, как Святая Русь. Но с подачи советских и украинских ученых руские превращаются в украинские, а Русь — в Украину, и оказывается, что обозначенные деятели — это деятели украинского возрождения, что они внесли вклад в украинскую культуру, что они радели за украинскую землю, что они обогатили украинский язык и пр. И делается это методом обычного шулерского подлога, заменяя термины русский, руский, руський на украинский. Так Головацкого, Шашкевича и Вагилевича записали в украинские националисты. Поистине, такие тенденциозные трактовки и откровенное жульничество лишь обличает скудность украинского мифа на своих героев, побуждая записывать в их число людей, чья деятельность шла в совершенно ином русле. Но кому как не самим галицким русинам знать, кто они: русские или украинцы? Вот что пишет Яков Головацкий в своих воспоминаниях: Маркиан Шашкевич сблизился со мною, прямодушно открыл свои думы, сказав, что он Русин и заявил решительно, что нам молодым Русинам нужно соединитись в кружок, упражнятись в славянском и русском языках, вводити в русских кругах розговорный русский язык, подняти дух народный, образовати народ и, противоборствуя полонизму, воскресити русскую письменность в Галичине… В семинарии, — пишет далее Головацкий, — начинались толки о русском народе, о его просвещении посредством народного языка. У нас, правда, не было ясного понятия и определенной программы; каждый понимал дело по-своему, но движение между молодым поколением было сильно…. В 1834 году Шашкевич написал биографию Богдана Хмельницкого, но бдительная австрийская цензура не допустила её к публикации, а после обыска в своей квартире Шашкевичу и вовсе пришлось рукопись уничтожить от греха подальше. Но не только рукописи русофилов подвергались запрету: так, в 1822 году австрийской администрацией и вовсе был запрещен ввоз русских книг... Константин Семенов. Галицкая Русь: как украинцы уничтожили русскую Галичину http://www.nashgorod.ru/users/161372/blog/6068/ Русская тройца http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_450.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: СРОЧНО: Суд Амстердама присудил скифское золото из музеев Крыма Украине Так как война затягивалась и конца ей не было видно, то Дарий отправил всадника к царю скифов Иданфирсу с приказанием передать следующее: Чудак! Зачем ты все время убегаешь, хотя тебе предоставлен выбор? Если ты считаешь себя в состоянии противиться моей силе, то остановись, прекрати свое скитание и сразись со мною. Если же признаешь себя слишком слабым, тогда тебе следует также оставить бегство и, неся в дар твоему владыке землю и воду, вступить с ним в переговоры На эти слова царь скифов Иданфирс ответил так: Мое положение таково, царь! Я и прежде никогда не бежал из страха перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя. И сейчас я поступаю так же, как обычно в мирное время. А почему я тотчас же не вступил в сражение с тобой - это я также объясню. У нас ведь нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно. Если же вы желаете во что бы то ни стало сражаться с нами, то вот у нас есть отеческие могилы. Найдите их и попробуйте разрушить, и тогда узнаете, станем ли мы сражаться за эти могилы или нет. Но до тех пор, пока нам не заблагорассудится, мы не вступим в бой с вами. Это [я сказал] о сражении. Владыками же моими я признаю только Зевса и Гестию, царицу скифов. Тебе же вместо даров - земли и воды - я пошлю другие дары, которых ты заслуживаешь. А за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты мне еще дорого заплатишь!. - Таков был ответ скифов - Геродот. История. Мельпомена 14.12.2016 - 12:57 Суд Амстердама постановил отдать коллекцию скифского золота, вывезенную из крымских музеев, Украине, сообщает агентство Рейтер. Коллекция была вывезена на выставку «Крым: золото и секреты Черного моря» в археологический музей Алларда Пирсона в Амстердаме в начале февраля 2014 года, еще до того, как полуостров воссоединился с Россией. Всего в коллекции около двух тысяч артефактов, в том числе не имеющие аналогов в мире. После долгих переговоров крымские музеи через суд потребовали, чтобы нидерландская площадка выполнила обязательства по контрактам и вернула им экспонаты. Окружной суд Амстердама в октябре рассмотрел дело. Глава Республики Крым Сергей Аксенов заявлял, что, если суд займет сторону Украины, Крым продолжит борьбу за коллекцию скифского золота http://rusvesna.su/news/1481709425 14.12.2016 - 14:30 Я потрясена, — директор крымского музея о решении голландского суда по золоту скифов Директор музея-заповедника Херсонес Таврический Светлана Мельникова потрясена вердиктом окружного суда Амстердама, который постановил отдать коллекцию скифского золота, вывезенного из крымских музеев, Украине. «Да Вы что?! Я потрясена. Для меня, как музейного работника с многолетним стажем, нерушимость коллекции — святое», — приводит реакцию Светланы Мельниковой РИА Новости. Напомним, «Русская Весна» писала, что 14 декабря обнародовано решение Амстердамского суда, который постановил, что коллекция должна быть возвращена Киеву, поскольку Крым не является страной и не может заявлять о своем праве на объекты искусства. Коллекция скифского золота, порядка 2 тысяч предметов, была отправлена в феврале 2014 года из Крыма в археологический музей Алларда Пирсона в Амстердаме на выставку «Крым: золото и секреты Черного моря». После событий «Крымской весны» голландская сторона заблокировала экспонаты и заявила, что вопрос их возврата будет решаться в суде. Как российская, так и украинская стороны считают коллекцию своей собственностью. http://rusvesna.su/news/1481715036 07.04.2015 - 23:31 Украина хочет прибрать себе «золото скифов» из крымских коллекций (ФОТО) | Русская весна 8 апреля в Амстердаме будет вынесено решение о судьбе «скифского золота» — коллекции из более 550 (по другим данным более 1000) предметов, выставлявшейся в принадлежащем Университету Амстердама музее Алларда Пирсона с февраля по август 2014 года. По окончанию выставки возник вопрос о возвращении коллекции, поскольку договор о вывозе и экспонировании ценностей заключался с музеями Крыма, однако в то время они находились на балансе Украины. В сентябре 2014 г. крымские музеи подали в суд Амстердама иск, в котором потребовали от музея исполнить обязательства по контрактам и вернуть коллекцию скифского золота из Нидерландов в Крым. Администрация музея Алларда Пирсона заявила, что коллекция будет возвращена только после решения суда. Украинская сторона настаивает на возвращении всей коллекции в Киев несмотря на то, что столичный музей предоставил всего 22 экспоната (уже возвращенных домой). Группа депутатов Верховной Рады внесла на ее рассмотрение проект об обращении к властям Нидерландов с просьбой о возвращении «скифского золота» на Украину. Их поддержали бывший вице-премьер А.Сич и Минкульт. По мнению украинских властей, конвенции ЮНЕСКО о конфискованных или незаконно приобретенных ценностях могут быть применены в данном случае. 1 апреля было проведено первое заседание суда, на котором судьи пытались вынести решение о подключении к решению проблемы властей Украины и Нидерландов. Однако, как отметила пресс-атташе окружного суда Амстердама Ф. Эль-Гэрири, в связи со сложностью дела заседание перенесли на 8 апреля. Помимо властей Крыма и музейного руководства, о необходимости возвращения «скифского золота» по месту прописки заявил директор Государственного Эрмитажа М. Пиотровский, а спикер Госдумы С. Нарышкин обратил внимание на проблему возвращения ценностей главы МИД России С. Лаврова и министра культуры В. Мединского. Экспонаты представляют значительную ценность и безусловно являются частью русского культурного и духовного наследия, обнаруженного советскими археологическими экспедициями в Крыму в послевоенный период. По мнению редакции «Русской Весны», в случае решения дела в пользу Украины и отказа крымским музеям по их иску, Россия понесет значительные имиджевые потери, которые немедленно повлекут за собой открытие целого ряда дел о возвращении собственности, потерянной украинцами в Крыму. В славящейся антироссийской позицией Британии действует прецедентное право, поэтому собственники будут ссылаться на проблему с возвращением «скифского золота» и завалят Россию исками. В результате иски окажутся без ответа, на Москву будет повешен очередной ярлык. О проблеме юридического статуса Крыма и возможных шагов Украины по экономической, дипломатической и культурной блокаде полуострова мы подробно писали еще в декабре 2014 г. Кажется, с трудом сохранив власть в свои руках, президент П. Порошенко с помощью своих западных хозяев открывает против России информационно-юридическую войну, целью которой станет полная международная изоляция Москвы и Крыма в частности. http://rusvesna.su/editorial_column/1428438699 Директор Центрального музея Тавриды Андрей Мальгин сообщил ТАСС о том, что через суд Амстердама пытаются вернуть уникальные коллекции скифского золота четыре крымских музея. По словам Мальгина, подача иска уже состоялась и музейщики рассчитывают на то, что экспонаты отправятся на родину. Предыстория дела такова: в начале февраля 2014 года коллекция из более чем двух тысяч уникальных экспонатов была вывезена на выставку в Амстердам. Вернуться в Крым скифское золото должно было до 1 июня 2014 года. Однако в связи с присоединением полуострова к Российской Федерации Нидерланды приостановили процедуру передачи ценностей до разрешения юридических споров между Россией и Украиной. Крымские музеи справедливо утверждают, что имеют полное право на возвращение экспонатов, поскольку все предметы были найдены на территории полуострова и хранились в музеях республики. 25 ноября глава Крыма Сергей Аксенов сообщил журналистам, что крымские музеи-владельцы скифского золота не будут перерегистрироваться по российскому законодательству до возвращения ценностей. Мы ликвидировали в юридическом виде все организации, которые существовали при Украине. Но учреждения, которые отправляли ценности на выставку в Голландию, сейчас ликвидации подлежать не будут. Мы оставляем их в том же виде, чтобы была возможность проведения всех юридических процедур (по возвращению ценностей), - сказал он. В числе музеев, чьи экспонаты сейчас находятся в Амстердаме, - Центральный музей Тавриды, Керченский историко-культурный заповедник, Бахчисарайский историко-культурный заповедник и Национальный заповедник "Херсонес Таврический". Экспонаты Киевского музея, которые также были представлены на выставке в Голландии, в сентябре были возвращены Украине. Крымские музеи обратились в суд Амстердама, требуя вернуть золото скифов 26.11.2014 | Источник: Правда.Ру http://www.pravda.ru/news/culture/26-11-2014/1237324-0/

УграДева: Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого Яков Федорович Головацкий в 1856г. С очень редкой фотографии, исполненной на клеенке. Опубликованно впервые в книге Ф.Ф. Аристова - Карпато-русские писатели. М., 1916 Чому ж так нема, як було давно, Ой дай Боже! Святам Николам пива не варят, Святам Рождествам службы не служат, Святым Водорщам свечи не сучат, Ой бо вже давно, як правды нема, Бо вже ся цари повоёвали, А царь на царя войско збирае, А брат на брата мечом махае, Ой бо сын вотця до правы тягне, Донька на матерь гнев поднимае, Ой бо кум кума зводит з розума, Сусед соседа збавляе хлеба Яков Федорович Головацкий (Родился 17(29) октября 1814г. - умер 1(13) мая 1888г.) Приводимые ниже автобиографические воспоминания, Якова Федоровича Головацкого, „Пережитое и перестраданное”, были им написаны в 1884г. по просьбе Б.А. Дедицкого, который подготовлял тогда ряд статей о зарождении русской литературы в Галицкой Руси. Однако, Б.А. Дедицкий без ведома и согласия автора напечатал в „Литературном Сборнике Галицко-Русской Матицы” (Львов. 1885-1886гг.) некоторые отрывки из автобиографии Я.Ф. Головацкого, причем произвольно изменил многие выражения и правописание подлинника. Желая познакомить читателей с интересными воспоминаниями Я.Ф. Головацкого, доведенными им, к сожалению, лишь до 1848 года, помещаем без малейших изменений начало „Пережитого и перестраданного”, которое таким образом, с рукописи впервые печатается только в настоящей книге. Ф.Ф. Аристов ...В 1831-32г., кончив гимназию, я поступил на философический факультет Львовского университета и получил стипендию из религиозного фонда 80 гульд. в год. Философы обыкновенно любили пользоваться университетской свободой и свысока смотрели на гимназистов. В коллегии вписалось 200 — 300 студентов. Профессоры преподавали весь курс, не спрашивали никого, редко производили перекличку и то только за неимением времени наудачу две-три буквы из алфавитного списка, когда замечали слишком пустые скамейки, так что можно было пропускать лекции или после переклички выйти из класса. Никто не мешал читать во время лекции какую угодно книгу. Я пользовался этой свободой, читал книги, касающиеся истории и языкознания, преимущественно русского и славянского. Не легко давалась мне эта наука русского языка без руководителя. По собственному влечению я делал себе выписки и извлечения из всяких книг и изучал единственную, находящуюся в университетской библиотеке немецко-русскую грамматику Гейма и переписал весь сборник малороссийских песен Максимовича (с 1827г.), некоторые песни Кирши Даниловича (изд. 1818г.) из имевшихся в библиотеке Оссолинских экземпляров, прежде в черновую тетрадку, а потом дома я переписывал начисто. Между тем мой сборник русско-народных песен постоянно увеличивался. Слушатель II коллегии философии (физики) Маркиан Шашкевич, который, в свою очередь, занимался русским языком и историей Руси, заметив, в каком направлении я читаю книги и делаю эксцерпты, он сблизился со мною, прямодушно открыв свои думы, сказав, что он Русин и заявил решительно, что нам молодым русинам нужно соединиться в кружок, упражняться в славянском и русском языках, вводить в русских кругах разговорный русский язык, поднять дух народный, образовать народ и, противоборствуя полонизму, воскресить русскую письменность в Галиции. Я пришел в восторг от такого предложения, о котором я позволял себе только грустно желать. Шашкевич познакомил меня с Иваном Вагилевичем, моим коллегою на I году философии, и с тех пор мы стали закадычными друзьями. Мы постоянно, встречаясь дома, в аудиториях, на гуляньях, везде мы втроем говорили, толковали, спорили, читали, критиковали, разсуждали о литературе, народности, истории, политике и пр., и почти всегда мы говорили по-русски, так что коллеги называли нас в насмешку «русская тройца». Из сбереженных денег я покупал книжки, преимущественно русские. Я купил во Львове польско-русскую грамматику Гродзицкого, лиру Державина, изд. в Вильне. Больше нельзя было найти в Львове и я выписал историю Бантыш-Каменского (III тома), Котляревского Энеиду III книги (Четвертую книгу из III-го издания я собственноручно переписал из экземпляра, открытого мною в св. Онуфрейской библиотеке. Все эти и многие другие я подарил в пользу Народного Дома, где их должно быть в народной библиотеке более двухсот с моею подписью и с моим клеймом. Я положил начало библиотеки Народного Дома), Кулжинского Малороссияйская деревня и др. Притом я приобрел поэмы Пушкина в польском переводе, изд. в Вильне, и историю России Кайданова II том за невозможностью получить в подлиннике. Шашкевич, смелый до нахальства, приобрел больше сочувствующих нашим идеям. Мы условились, что всякий, приобретенный нами и вступающий в наш русский кружок, должен подать руку и заявить честным словом, что он обещает всю жизнь действовать в пользу народа и возрождения русской народной словесности. Чтоб освятить это обещание, мы приняли славянские имена: Шашкевич — Руслана, Вагилевич — Далибора, я — Ярослава. Затем явились Велимир Лопатинский, Мирослав Илькевич, Богдан мой брат Иван, Ростислав Бульвинский (умер); явились Всеволоды, Мстиславы, Володари и пр. Шашкевич пошел дальше, он составил альбум «Русская Зоря», в котором расписывались желающие с своими стишками или девизами, но не иначе, как русской скорописью и на русском языке. Я вписался с другими при словах: Познай себе, буде з Тебе. Шашкевич привел из песен Максимовича: СвЪти, Зоре, на все поле, заколь мЪсяць зійде». Острожинский написал: «Час уже Ляхам перестати, а нам, Русинам, начинати». Вписались философы и богословы: Покинский, Урицкий, Минчакевич, Кульчицкий, Охремович, Гадзинский, Белинский и др. В семинарии начались толки о русском народе, о его просвещении посредством народного языка. У нас, правда, не было ясного понятия и определенной программы, всякий понимал дело по-своему, но движение между молодым поколением было сильно. В это время Вацлав из Олеска (Залеский) напечатал свой сборник песен; мы гордились тем, что поляк ставил русские песни гораздо выше польских по поэтическому творчеству, но мы негодовали на то, что русские песни напечатаны вперемежку с польскими и что напечатаны польскими буквами. Нам хотелось бы иметь национальный сборник, в роде Максимовича (с 1827г.). Я с своей стороны величался тем, что в моем сборнике находится много истинно народных песен, которых нет у Максимовича, ни у Залеского. У нас зародилась мысль издать русский альманах под названием «Зоря», в котором были бы помещены народные песни, сочинения стихами и прозой, памятники прежней народной поэзии и переводы. Сказано: довольно слов, надо приступить к делу. Начали сочинять статьи: Шашкевич написал на основании Бантыш-Каменского биографию Богдана Хмельницкого, сказку Олена и несколько стихотворений; Вагилевич: Мадея и Жулин и Калина; я сочинил Два веночка и выбрал песни из моего сборника, к которым Вагилевич взялся написать предисловие. На счет правописания происходили длинные споры. Я предлагал правописание Максимовича; мои сотоварищи требовали применения (по мнению Копитара и Гримма самого логического) сербского правописания Вука Стефановича. Я отстаивал русскую азбуку и не допускал латинского j, наконец решили, выбросив ъ и ы, писать, как произносят, заменив ô, е-i, ы-и. Вагилевич, указывая на аналогию сербского языка, желал ввести для своих статей є вм. я, ь чєсть, тєжко, честь, тежко; но мы не соглашались и часть, тяжко остались для всех однообразно; но в народных песнях оставили є. Пока я приготавливал рукопись для цензуры, Шашкевич отнес в цензуру копию изображения Хмельницкого, срисованную семинаристом, объяснив цензору, что это ein verdienstvoller Mann und Feldherr и в ту же минуту получил разрешение к печатанию. С рукописью дело пошло не так успешно. Так как, кроме церковных книг, разрешаемых епархиальной властью, с давних лет не печаталось ничего, то во Львове не было русского цензора и рукопись послали в Вену. Копитарь отказался дать свое мнение, заявляя, что он не понимает того языка (ruthenisch), вследствие чего назначен был цензором профессор морального богословия д-р Венедикт Левицкий, человек благожелательный русскому делу, но со своими своеобразными воображениями. Он порицал употребление устарелых церковнославянских форм, которые отстаивал (чиновник счетоводской канцелярии) Стефан Семаш, но желал видеть язык книжный русский с тем, чтобы ввести некоторые потерянные формы, напр. славянский звательный падеж и полные формы прилагательных: ый, ыя и (сред.) ая. Нечего удивляться, что цензор с такими убеждениями не одобрил нашего радикального правописания и простонародного слога и языка, и написал на рукописи: Non admittitur ad imprimendum. Наш кружок пал духом. Но дело этим не кончилось. Полиция обратила на нас внимание, и через несколько дней у Шашкевича на квартире сделали обыск. Полицейские комисары перерыли все его вещи, но не нашли ничего запрещенного. К счастью, его альбум «Зоря» был при нем в кармане, его же особы не трогали; а то, если б нашли список имен с девизами, немцы были бы уверены, что они открыли русский заговор и Шашкевич по своей неосторожности погубил бы столько полной надежды молодежи. После ревизии Шашкевич бросил свою «Зорю» в нужник... Ф.Ф. Аристов. Карпато-русские писатели. Изследование по неизданным источникам. В трех томах. Том первый. Москва 1916 http://elib.npu.edu.ua/info/R7PQTirgQriXuO 8 Мб Не журися Русалочко з над Днестра, щось не прибрана, в наряде який вид природи и простодушного и добросердного народа твойого приймилась, - стайешь перед твоеми сестрицями. Они добри, видачятти, приймут тя и прикрасят Русалка ДнЪстровая. Будим 1837 Воскресить с новой силой Русскую славу, русскую власть! однакож язик и хороша душа руска була серед Славлянщини, як чиста слеза дЪвоча в долони серафима Книга начинается вступительным словом М. Шашкевича - Предисловие, в котором он подчеркивает красоту русского языка и литературы и списком наиболее важных поднепровских литературных и фольклорных изданий того времени - честь им най буде и слава, а в руских детех най усерднейша подяка! Сказано: довольно слов, надо приступить к делу. Начали сочинять статьи: Шашкевич написал на основании Бантыш-Каменского биографию Богдана Хмельницкого, сказку Олена и несколько стихотворений; Вагилевич: Мадея и Жулин и Калина; я сочинил Два веночка и выбрал песни из моего сборника, к которым Вагилевич взялся написать предисловие - Я. Головацкий Передговор К народним руским пЪсням Нарід Руский оден з головних поколЪнь Славяиньских, в серединЪ меж ними, роскладаеся по хлЪбородних окрестностьох з ноза гір Бескидких за Дон. Він най щирше задержев у своЪх поведЪнках, пЪсньох, обрядах, казках, прислівйох все, що ему передвЪцькі дЪди спадком лишили; а коли другіЪ племена Славлян тяглими загонами лютих чужоплеменників печалені бували, и чясто питетна власть рЪками крьви теряних чяд пересякала, коли на послЪдок схилили вязи під окови зелЪзні и лишилися самостоянства, Русь заступлена була Бескидами, що ся на низу ланцами повязали, и огорнена густими и великими рЪками, що як сестрицЪ почЪплялися за руки... II . Обрядовi пЪснЪ А. Колядки (Від КалушЪ зібрав Д. Вагилевичь.) 1. Ой! у садоньку павоньки ходят, Павоньки ходят, пЪренько ронят. Ходит за ними красна дЪвонька, ПЪренько збират в рукавець кладе, З рукавце бере на столик кладе, З столика бере вЪночок плете, Все примЪрее на головоньку; Диви-се ненько, чи оздібненько? — Пійшла дЪвчина рано по воду. Та сходили-се буйні вЪтрове, Буйні вЪтрове, шайні дождове, Шайнули вЪнком під крутий берег, Під крутий берег в глубокій дунай. Плине вЪночок крайом Дунайом А вна за нею все берегою, Та издибае три рибареве, Три рибареве панскіЪ слуги: Май-біг, помай-біг три рибареве, Три рибареве, панскіЪ слуги! Ци не стрЪчали, ци не спіймали Павляний вЪнок чистий бервЪнок? — Ой ми стрЪчали тай ми спіймали, Та що нам буде за переемец? — Одному буде золотий перстень, Другому буде хустка від боку Третому буде сама молода Сама молода та як ягода. 2. А з гори, з долу вЪтер повЪвав Дунай висихав, зЪльом заростав, ЗЪльом трепЪтьом вшеляким цвЪтом - Дивное звЪре спасае зЪле, Спасае зЪле сивий оленець, На тім оленци пядесять ріжків Пядесять ріжків, един тарелець, На тім тарелци золотий стільчик На тім стільчику чемний молодець На гусли грае, красно спЪвае. - Надійшов д нему батенько его: Ти сину сидишь, а нич не видишь, Турки, Татари Підгіря взяли, Полон забрали долЪв пігнали. СЪдлай ми тату коня бистрого, Злагодь ми тату меча острого; Най я поЪду Турки догоню, Мое Підгіря назад обороню, Назад оберну красче осаду, Ой як догонив та-й Ъх розронив, Свое Підгіря назад обернув, Назад обернув красче осадив. - Ой, осадив він три села людьми: Ой, та едно село старими людьми А друге село парубочками А трете село дЪвчиноньками; СтаріЪ люди усЪм судили, А парубочки в війську служили А дЪвчиноньки шитоньки шили. 3. Та вжеж до тебе в рік Біг приходит, В рік Біг приходит три товаришЪ. Первий товариш ясне сонЪнько, Другий товариш та бЪлий мЪсець, Третий товариш та дробен дождик. - А що-ж нам рече первий товариш? Первий товариш ясне сонЪнько: „Ой як я зійду разом з зореми, Та врадуе-се весь мір на земли, А що-ж нам рече другий товариш? Другий товариш та бЪлий мЪсець: „Ой як а зійду темноЪ ночи, Та врадуе-се весь мір на земли. А що-ж нам рече третій товариш? Третий товариш та дрібен дождик: „Ой як я зійду разом з зореми, Та врадуе-се жито, пшенице, Жито пшенице, всека пашнице; А як я зійду мЪсеце Мая, Та врадуе-се весь мір на земли... 4. Ой в горЪ, в горЪ, в шовковій травЪ, Та в тій травици стоЪт наметец, На тЪм намЪтци золотий стільчик; На тім стілчику можний панонько, Двома орЪшки да цитаючи, Трома яблучки підкидаючи; Вицитав коня та с під короля, А в того коня золота грива, Шовковий хвостик срЪбні копита; - Шовковий хвостик слЪд замЪтае, СрЪбні копита кремЪнь лупают, КремЪнь лупают церков муруют, Муруют же Ъ с трома верхами, С трома верхами, з двома віконци. - В одно віконце изходит сонце, В друге віконце мЪсець заходит, А в райскі дверЪ сам господь ходит, Сам господь ходит, службоньку служит, Службоньку служит, найперше Богу, А по Богови божой матери, А по матери господареви. 5. Ой рано, рано куроньки пЪли, Ой а ще раньше наш панонько встав Ой устав, устав три свЪчи зсукав. - При однЪй свЪчи личенько вмивав, При другій свЪчЪ шатоньки вберав, При третій свЪчЪ коники сЪдлав, Ой сЪдлав, сЪдлав, в поле виЪждав, В поле виЪждав, с коньом розмовляв: Ти коню сивий будь ми щесливий, Будь ми щесливий на три дорозЪ, На три дорозЪ та-й у три землЪ; Одна дорога та в Волоськую, Друга дорога та в НЪмецькую, Трета дорога та в Турецькую. З Волощини йде волики веде, З НЪмеччини йде коники веде, З Туреччини йде грошики несе. - Та воликами на хлЪб робити, А грошиками війску платити, А кониками з військом ся бити. 6. Ой из за гори, за зеленоЪ Виходит же нам чорна хмаронька, Але не еж то чорна хмаронька. Але но еж то Напередовець, Напередовець красний молодець, Заперезав-се чорнов ожинов, За тоф ожинов та три трубоньки; Одна трубонька та роговая, Друга трубонька та зубровая, Трета трубонька та золотая. Та як затрубит у роговую, Урадуе-ся вся звЪрь у поли; Та як затрубит а в зубровую, Та врадуе-се вся риба у водЪ; Та як затрубит а в золотую Та врадуе-се ввесь мір на земли. 7. Була в батенька нова свЪтлонька, А коло неЪ садок садений, Садок садений злотом ряшений, А в тім садочку зелене вино. - Стереглаж его красна дЪвонька, Та стерегучи шитЪнко шила, ШитЪнко шила твердо уснула: Та надлетЪли райскі пташеньки, СЪли упали на злоту рясу, А злота ряса та зазвенЪла, В тім се дЪвонька з сну пробудила: Ой, гушу! гушу! райскі пташечки, Не вам то батько садочок садив, Садочок садив, все злотом рясив, Зелене вино самЪй надобно; Маю братЪнька на оженЪню, Сама молода на відданЪню (ПЪсни малороссіискія изд. Мих. Максимовичь. Москва 1827). Русалка ДнЪстровая. Будим 1837. 153с. https://cloud.mail.ru/public/7LJm/AYTAnvCxq 2.2Мб Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_451.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm


УграДева: Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого В каждом селе есть люди, одаренные или поэтическим настроением, или счастливою памятью, есть свои певцы и певицы (спеваки и спевачки на все село); они-то сохраняют, поддерживают и распространяют народную песенность. В зимние вечера, при сельских сходках, вечерницах и досветках, в летнюю пору при работе, дома при хозяйстве, или в дальней полонине за овцами, везде у горца готовая песня в устах. В руках у него или за поясом, свирелочка, готовая разжалобить его душу, заставить думать, а там и спеть песню, думку или коломыйку. Женщины при работе не молчат: в холодочку, под ветвистым явором, прядут кудели, вечно у них в уме известная песня, сообразная настроению души, и грустный напев размывается раскатными струями среди шума горных притоков и гремящих водопадов по скалистым горам, дремучим лесам и цветущим надречным лугам. Самая песня, как вдохновение, или впечатление, мгновение, выливается в лирической форме коломыйки и складывается в двух, четырех или шести стихах. Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким (три части в четырёх томах). Издание Императорского Общества Истории и Древностей Российских при Московском Университете, 1878г. Часть II. Обрядные песни. IV. Песни плясовые. Коломийки В мене бучок деревяный, а на конце бляшка, Як замахну, то не лишу ни Жида, ни Ляшка (301) Вместе с нами коллегии посещал небольшой человечек, некто Игнатий Паули, мазур, приехавший из Сандечской гимназии в университет. Он постарался познакомиться с нами, изъявил будто бы пламенное желание научиться по-русски и по-славянски, корчил из себя славянина и подписывался даже Жегота Паули. Я не доверял ему; но Вагилевич был больше откровенным, а Шашкевич рад был, что идея славянства пускает корни на польской почве и что Паули стоит за демократический принцип, так как он собирал песни польского люда, и потому он считал его безвредным, находя, что будто на основании демократического устройства ляхи нам не опасны. Паули выманил у нас не только тетрадки народных песен, но и переписал от меня песни Максимовича и после продал книгопродавцу К. Яблонскому, который их издал в двух частях: «Piesni ludu ruskiego w Galicyi, zebrał (?) Zegota Pauli. Lwow, 1839», хотя он вовсе не собирал песен, а переписал готовые. Паули ввел нас в польские кружки и познакомил с Белевским, Семинским, Войцицким, Туровским. В то время весь Львов кишел эмигрантами и повстанцами. Возвратившиеся из-за Вислы студенты, принятые на курсы, ходили в университет в уланских касках и рейтузах; польские фуражки вошли в моду и почти все польские студенты и ученики носили фуражки, кто с белым, кто с красным околышем (и наш Ник. Устиянович франтил в такой фуражке). У Белевского иди у адвоката Высоцкого собирались по вечерам молодые люди (поляки); Семинский, Винцентий Поль, читали свои патриотические стихи. Там велись речи, пускались в ход анекдоты и спичи на немецкое правительство, говорилось о необходимости прогнать немцев и завести народное правление — республику или королевство. Несколько времени спустя, Паули открыл нам под секретом, что готовится возстание и всякому благомыслящему земляку (обитателю) этой области нужно быть готовым, чтобы в случае дела знать, к кому пристать. Он сказал нам, каждому поодиночке, что он уполномочен комитетом для того, чтобы навербовать 10 человек, которым он будет сообщать приказы свыше. Всякий завербованный, если он по обязанности навербует 10 человек, будет их же десятником, управляющим. Я не охотно отдавался таким внушениям и не верил ляхам, но думал про себя: пусть ляхи затевают рухавку; они свое, а мы свое — мы будем просвещать народ и поддерживать русскую народность. Ф.Ф. Аристов. Карпато-русские писатели. Изследование по неизданным источникам. В трех томах. Том первый. Москва 1916 http://elib.npu.edu.ua/info/R7PQTirgQriXuO 8 Мб В 1839 году Галицию посещал Платон Лукашевич, издатель малороссийских и червонорусских песен. Лукашевич обещал много, но не сдержал слова. Я поверил ему «Львовскую рукопись» с моим предисловием, с определением напечатать оную в России. С той рукописью вот что было. Разбирая акты Ставропигийского института, Зубрицкий нашел русскую летопись, кончающуюся в половине XVII века, но она была написана так неразборчиво скорописью, что ее невозможно было разобрать. Зубрицкий показал ее однажды профессору Венедикту Левицкому и сказал, что он готов биться о заклад, что никто во Львове не в состоянии прочитать ту рукопись. Левицкий утверждал, что у него есть богословы, которые прочитают. Отпечатав книгу и оставя два самые нечеткие листа, Левицкий передал летопись Маркиану Шашкевичу. В семинарии возились с нею, возились, но не могли разобрать. Тогда Шашкевич принес ее мне. Имея уже случай заниматься подобными работами у графа Тарновского, я принялся за дело и до тех пор не вставал, пока не разобрал все. Левицкий выиграл заклад. После Зубрицкий дал мне перепечатать всю. У меня ее выманил Жегота Паули, дал с нее копию Войцицкому, который напечатал ее со многими ошибками в польском журнале «Przegląd naukowy» (Sic vos non vobis!). Пл. Лукашевич обещал напечатать ее по-русски и не сдержал слова. После того подлинник кто-то украл из Ставропигийского института, а только по моей копии А.С. Петрушевич напечатал сию летопись, наконец, в 1865 (?) году в своей сводной Летописи, изданной Галицко-русской Матицею... ...Идя по проселочным дорогам, в с. Григорове я вошел в большую корчму отдохнуть. Вдруг послышался шум и затем деревенская музыка — скрипка и бас. Дверь отворилась, и вошла веселая толпа народа с перевязанными через плечо «рушниками», с пришитыми к шапкам пучками зеленого барвинка. Староста нес коровайчик, обвернутый в такой же рушник (полотенце) и с воткнутым в хлеб зеленым деревцем из барвинка. Он предложил его бородатому арендарю, который принял коровай, поблагодарил и крикнул жидовце: «Rufke, gecher gib den Gojes a halbe garnetz Bromfen» («Руфко, дай-но хлопам по чарці горілки» (євр.)). Музыканты заиграли; молодый дружба стал с дружкою и громко запел: «Було не рубати зеленого дуба, було мя не брати, коли-м ти не люба; ах мати, мати, калиновий цвіт, зав’язав-есь мені, мій миленький, світ», и пошли попарно в коло по просторной комнате, танцуя что-то вроде полонеза или краковяка. Меня озадачила та сцена. Пляска называлась не коломыйкою, а просто «руський» (танец). Мне приятно было открыть свою родную пляску, и я восхищался ловкостью танцующих, их одушевленною веселостью, смотрел с любопытством за всеми движениями, подслушивал слова песен, словом, я до того предался всею душою впечатлению всего окружающего, что, забыв обо всем, не заметил, як стемнело и сделался вечер. Я записал все песни, которые успел запомнить; но мне не хотелось ночевать у жида. Между зрителями я заметил благодушного крестьянина, к которому я во время пляски обращался за объяснениями и получал прямодушные и толковые ответы. Я предложил ему, нельзя ли мне у него спокойно переночевать. Он согласился, и я пошел за ним в недалеко отстоящую хату. Мой хозяин, Гриць Пендрак, жил один с женою; детей у него не было. Я послал за квартою анишковой и повел разговор о песнях. Хозяйка оказалась большою охотницею до песен. У нее был приятный и правильный голос, и я записал несколько новых песен. Встав утром рано, я не нашел уже Гриця, он пошел еще досвета молотить пшеницу за панщину. Я попотчевал хозяйку оставшеюся водкою и заставил ее снова петь и успел записать несколько новых песен... *** Ой мати, мати 1. Було не рубати Зеленого дуба. Було ми не брати Коли я не люба. Приспів Ой мати, мати на калині дві Зав'язала мені мати із нею 2. Було не рубати Зелену ліщину. Було ми не брати Молоду дівчину. Приспів 3. Було не топтати Під порогом ями. Було ми не брати Від тата від мами. Приспів 4. Було не рубати Зеленого граба. Було ми не брати Коли я не рада. Приспів От Агрипини Іфтодіївни Кокошко - Слобідської горлиці. Село Слобода засноване в 1780 році вільними селянами. Першими поселенцями с. Слобода (51 сім’я ) були в основному люди з Галичини, які чимось завинили перед своїми панами і, уникаючи кари, подалися аж на Буковину http://novoselitsa.cv.ua/sloboda/kokowko1_03_4.htm http://novoselitsa.cv.ua/sloboda/kokowko.htm Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_451.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого Яков Федорович Головацкий в 1856г. С очень редкой фотографии, исполненной на клеенке. Опубликованно впервые в книге Ф.Ф. Аристова - Карпато-русские писатели. М., 1916 Там по Львовом На болонейко (Припев) Ой грай коню, Подо мною! На кони грае, Войско сбирае Войско сбирае Близко приступае Близко приступае Львова добывае Вывели ему Ворона коня Вон коня бере Нич не дякуе На кони грае, и проч. Вынесли ему Дорогу шубу Вон шубу бере Нич не дякуе На кони грае, и проч. Вывели ему Гречную панну Вон панну бере, Красно дякуе Бувай же здоров Пан Ивасенько! Не сам с собою, Со всёв челядкою! *** Между тем моим головным занятием было чтение книг, выписывание из разных сочинений и собирание материалов по части русской истории, литературы, славянских наречий, этнографии, древностей русского народа. Мы продолжали толковать, рассуждать, спорить; перебирали всякие теории и гипотезы, — наконец пришли к убеждению, что о народе мы знаем только понаслышке, а народного языка, народного быта вовсе не знаем. Решено было, что нужно идти между народ, исследовать на месте, собрать из его собственных уст песни, которых народ хранит в памяти тысячи, записывать его пословицы и поговорки, его повести и предания, — словом, нам, философам, надо идти в народ и учиться у него его мудрости. После таких рассуждений на очереди стал вопрос о том: кто готов преодолеть все препятствия и труды такого предприятия, и я первый решился идти в народ. По обыкновению я сказался больным, собрал самое необходимое для пешехода и небольшой портфель с девизом: Omnia mea mecum porto; mecum mea sunt cuncta (Все свое ношу с собою – лат.), я отправился в путь. М. Шашкевич и Ив. Вагилевич сопровождали меня из Львова с четверть мили за Стрыйскую рогатку. Цель была известна: изучать народ, но определенного плана у меня не было. Я намеревался сображатись с временем и обстоятельствами и пользоватись, где и чем будет возможно. Пройдя бодро первую милю, я зашел в с. Солонку, думая про себя: «Ну, попытаюсь я зайти к священнику Загайскому, сын которого был со мною в семинарии, а теперь поступил в базилианский монастырь». Я спросил у священника, нет ли у него в церкви какой-нибудь старины, древних рукописей, старопечатных книг, старинных икон русских и т. п. Он охотно повел меня в бедную деревянную церковь, показал церковные книги, все львовской печати, и я не нашел в них ничего замечательного. Священник, у которого было несколько дочерей, уговаривал меня остатись погостить, переночевать; но я не согласился. Вести разговор о пошлостях на польском языке — было для меня потерею времени; я не услышу ни одного русского слова, ни одной оригинальной фразы, ни одной пословицы, ни одной народной песни. Решившись только в крайней надобности заходить к священникам, я пошел дальше, помышляя о том, где мне остановитись на ночь. Поздно вечером я зашел в стоящую на шоссе деревенскую корчму. Деревня была в стороне, я устал и должен был переночевать в корчме. Народ все приезжий, не с кем разговор завести, и мой день пропал. На другой день я пошел дальше, разговаривая иногда со встречными крестьянами и записывая в дорожную книжечку оттенки речи и редкие выражения. Так дошел я до м. Николаева, откуда был родом мой отец и где я предполагал ближе познакомитись с русским маломещанским бытом. Когда мне было 10 лет, мы приезжали с отцом посетить родных, теперь же я их навестил один, пешком. Все принимали меня радушно, но им казалось странным, что я, студент философ, не разъезжаю, хоть бы в наемной повозке, а путешествую пешком. Состояние мещан бедное, разговорный язык русский, но одежда мещанская, манеры непростые, обстановка с некоторым комфортом и во всем заметно, что они не мужики, а свободные. В моем воображении рисовалась картина среднего и высшего сословия, русских бояр, как они жили во времена русских князей до водворения ляхолетия в нашей земле. Посещая родню, я зашел к почтенному старику, отцу Николая Леонтьевича, Леонтию Устиановичу, в то время бурмистру города Николаева, и я нашел такую же избу с перегородкою, такой же стол с старинною резьбою, такие же скамьи, шкафчики с оловянного посудою, такие же мытые бревенчатые стены с небеленым потолком и пр. Леонтий повел меня в какую-то свадьбу, в соседнее село Розвадов над Днестром. Проходя тропинкою через гору, нам открылась необозримая даль надднестрянских равнин и синеющийся в облаках кряж Карпатских гор. Во мне возбудилось желание отведать горские страны, побывать на верхушках гор, узнать народ, о котором я много слыхал, и я закидал вопросами моего спутника о горцах, бойках, их жизни, житьи-бытьи. Будучи первый раз на деревенской свадьбе, я наблюдал внимательно за всеми обрядами, слушал свадебные песни и пр. После возвращения моего в Николаев я, простившись с родными, направил свой путь не по шоссе, а по проселочным дорогам, где народ, живя особняком, более приветлив и более сохранил свою неподдельную народность. Я старался всегда ночевать у крестьянина, выдавая себя за крестьянского же сына, учащегося на священника, и будто бы за неимением средств я отправляюсь к родным на Покутье. Я всегда крестился по-русски и читал молитвы вслух, так что меня везде принимали за своего человека, благословляли и желали успеха. Народ принимал меня чрезвычайно радушно; мне давали все, что было лучшего дома, доставали от соседей молока, пшена, яиц, стлали в самом удобном месте «на покутью» (в главном углу), стократно извиняясь, что не могут мне во всем угодить. Я принимал все, благодарил за все, уверял, что я не панского роду, знаю также беду и недостаток. Между тем мне не раз был не по вкусу черный ячменный хлеб с остьяками, придымленное молоко или что-нибудь в том роде; я чувствовал, как жестко спать с непривычки на соломе, прикрытой грубою веретою, имея вместо подушки в изголовьях свернутый «сердак»; как неприятно лежать под вонючим нагольным мужицким тулупом. Я не раз долго не мог уснуть в душной избе на жестком ложе и заменял тулуп своим сюртуком, а под голову клал сапоги, находя, что на длинных голенищах мягче спать, чем на крестьянской свитце. Я узнал незавидную жизнь земледельцев, которая до тех пор представлялась мне в розовом свете, беззаботною идиллиею. Несмотря на то, что я пользовался долгими вечерами, разговаривал о народных преданиях, сказках, выманивал песни, сам напевая некоторые из них и расспрашивая их, знают ли они ту или другую песню. При тусклом мерцании «олейного каганца» или при гаснувших постоянно лучинах, которыми светил какой-нибудь Ивась, я с жадностью записывал песни, замеченные в разговоре пословицы, присказки или необыкновенные изречения и фразы. Однажды я ночевал у крестьянина в Надютичах, селе, построенном над Днестром в таком низменном положении, что все постройки стоят на сваях и во время наводнения люди сообщаются друг с другом на лодках, как в Венеции, если позволительно сравнить малое с великим. Много песен я записал в приселце Витанью около Бороздович. Наконец я подошел к Галичу. Я долго стоял над Днестром при заходе солнца и любовался торчащими на горе развалинами замка, предавался воспоминаниям о прежней славе столицы Ярослава Осмомысла, а паром между тем переправился на ту сторону города. К нему-то я не торопился, а пришлось бы ночевать в жидовской гостиннице. Под предлогом, что паром отплыл на противоположный берег, а до корчмы, стоящей на шляху, далеко возвращатись, я пошел по хатам искать ночлега. Зашел в одну хату: «У нас нема где, багато дітей»; в другой: «Моего мужа нема дома»; в третьей хозяйка ругнулась хорошим словцем: «Ой, я би ночувала якогось пройдисвгга, а до корчми на ночліг!» Я чуть было не решился пойти к жиду в корчму, но попробовал зайти еще в одну крошечную избушку. Добродушный хозяин принял меня на ночь, извиняясь однакож, что у него неудобно, тесно. Он был по ремеслу ткач, назывался Михайло Сегинь. Я с ним разговорился, познакомился, объяснился и начал свое дело. У него было два бойких мальчика, которые посещали нормальные классы городской школы в Галиче. Я упросил их петь русские песни, затем запела и сама хозяйка, и я записал в свою тетрадку с десяток песен. На другой день я побывал на развалинах замка, посидел там, помечтал, полюбовался прекрасным видом и пошел дальше в Станиславов, записывая все замечаемое мною по дороге. Я находил много нового в народном быту, обстановке, житьи и характере покутян. ...Слушая лекции богословских курсов, я продолжал мои библиотечные занятия, ежегодно делая этнографические экскурсии: избороздил всю русскую Галичину в разных направлениях вдоль и поперек, собирая песни, пословицы и пр. Вагилевич принят был на богословский курс в семинарию. Я, будучи экстерном, заходил иногда в господу бойков, продающих во Львове каштаны, орехи и брынзу, выманивал у них песни и записал несколько десятков колядок, которые напечатаны в II томе моего сборника, изд. в Москве 1878г. Во время рождества я призывал в семинарию бойков, где они колядовали в комнате Вагилевича и у бывшего тогда префекта Михаила Малиновского, который относился с особым сочувствием к нашей русско-литературной деятельности. В 1839 году я получил у него даже квартиру и стол. По окончании богословия с хорошим успехом я, по обыкновению, отправился к Верещинскому в Коломыю. На тот раз он заявил охоту поехать в Карпатские горы и взобратись на высочайшую ее точку, славимую в песнях Черногору. Я с охотою присоединился к его желанию; после к нам пристал еще викарный ксендз Форманиош, поляк венгерского происхождения. Мы поехали сначала в бричке в горы, а после из Жабья верхами на лошадях. На самой вершине Черногоры мы распрощались: мои спутники возвратились с провожатыми назад, а я одинешенек пошел по безлюдным Карпатским лесам в намерении посетить северовосточный уголок Венгрии, тую terram incognitam Шафарика. Паспорта у меня не было, но я запасся цертификатом от ректора семинарии, который он выдавал кончившим богословам, где было сказано, что начальство просит все гражданские и военные власти о свободном проезде такому-то богослову, разъезжающему по своим семейным делам. С тем цертификатом прошел я всю северо-восточную Угорщину. Я описал свое путешествие по Галицкой и Угорской Руси, и так как негде было напечатать оное по-русски, а к польским журналам мое путешествие не подходило, то я сообщил их другу моему чеху Владиславу Запу, я помог ему перевести, и то путешествие было напечатано в 1842 году в «Часописи чешского музея», откуда в извлечениях напечатано по-немецки в «Ausland», а по-польски и по-русски в издаваемом в Варшаве журнале П. Дубровского «Денница». ...После М.П. Погодина посетил г. Львов (в г. 1840) ученый проф. Измаил Иванович Срезневский, который, обогащенный сведениями, возвращался из своего путешествия по славянским землям на кафедру в Харьковском университете. Еще в Вене, узнав у моего брата Ивана о моей деятельности, а в Праге слыша обо мне от Шафарика и Ганки, он читал мои письма о Галицкой и Угорской Руси. Срезневский был весьма сердечен и дружелюбен со мною; из его разговоров я многому научился и уяснил себе многие вопросы насчет состояния России, малороссийской словесности и вообще славянского дела. Я ему показал мой сборник народных песен, и он мне сказал, чтобы я старался препроводити его О. Бодянскому, а он найдет способ напечатать его. Во время моего пребывания во Львове я помогал Владиславу Запу переводить «Колиевщизну и степи» Крашевского и «Тараса Бульбу» Гоголя, упражняясь таким образом на практике в чешском языке. Я перевел статью Коллара «О литературной взаимности славян» и написал краткую географию Галичины, но все то осталось в рукописи. Большею частью я любил просиживать у Верещинского в Коломне. У него я приготовил к печати сборник пословиц, списанных по-польски Илькевичем. Я пополнил их своим сборником, прибавил загадки и написал краткое предисловие; но боясь подписывати своего имени, я подписался неопределенно «Издатель». Брат мой Иван, державший в то время ригорозные экзамены на магистра хирургии, напечатал их в Вене. Сборник песен народных я тоже приготовил к печати в доме Верещинского, советуясь с ним о классификации собранного мною материала. Когда я был в 1840 году во Львове, каноник Витошинский пригласил меня в Перемышль для устройства библиотеки и архивных бумаг, хранящихся при русской консистории. Епископ Иоанн Снегурский принял меня с таким благодушием, что просто обворожил меня. Первый раз в жизни я услышал, что епископская прислуга не говорит иначе, як по-русски, и сам епископ со всеми русскими говорит по-русски. Епископ дал мне особую квартиру в пресвитерии и стол с новопосвященными пресвитерами, но он любил часто приглашать меня к себе обедать и разговаривал весьма любезно. Я осмотрел библиотеку каноника Лавровского и епископа и привел акты в порядок. На прощанье я показал Снегурскому свой сборник песен. То был I том и половина II настоящего (из г. 1878) издания «Народных песен Галицкой и Угорской Руси». Снегурский поощрял меня в моем труде и обещал напечатать в своей типографии. Я заметил ему на то, что в ней нет гражданского шрифта, а только кириллица; он улыбнулся и сказал, что то все ровно, лишь бы я получил разрешение цензуры. Затем он вынул из столика 50 гульденов и сказал: «Вот вам на расходы приготовления к печати рукописи». То был мой первый гонорар за литературные труды. ...Сказано: довольно слов, надо приступить к делу... Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого. Литературный Сборник Галицко-Русской Матицы, Львов, 1885, Вып. 1 с.10-41; Вып. II-III, с. 127-140; 1886, Вып. I, с.88-100; Вып II, с.198- 207 http://litopys.org.ua/zahpysm/zah15.htm Галицко-Русская Матица (ГРМ) во Львове. Перечень http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_676.htm Важнейшим трудом Я.Ф. Головацкого являются собранные им и затем изданные Московским Обществом Истории и Древностей Российских в четырех томах Народные песни Галицкой и Угорской Руси. По нашей просьбе, М.Н. Сперанский написал специально для настоящей книги следующий отзыв об этом труде: Романтическое увлечение своей народностью дало в результате для Я.Ф. Головацкого серьезное стремление к собиранию материалов для изучения этой народности, как в прошлом, так и в настоящем; его одинаково интересуют и старые письменные памятники Галицкой и Угорской Руси, и современный быт, и народное творчество в которых он видит переживания глубокой народной старины, готовой исчезнуть часто под влиянием новых условий жизни и соседней польской культуры. С 1834 года он становится собирателем и сам записывает народные песни и обычаи, и собирает по прежним не систематическим изданиям (напр., Вацлава Залеского и Максимовича) напечатанные галицкие и угорския песни, и добывает сделанный другими еще неизданные записи. Этот труд привел Якова Федоровича к ясному и весьма положительному выводу: русская народность в Галицкой и Угорской Руси, несмотря на тяжелые условия исторической жизни, в течение веков сохранила в изобилии свое духовное богатство, с несомненностью доказав свое близкое родство с остальною Русью, общность воззрений, обычаев и языка. Это превратило Якова Федоровича в этнографа-историка и в борца не только за свою народность и ее воскресение, но и в крупного ученого изследователя народности, дав ему почетное место среди русских ученых того же направления. В ряду трудов, доставивших Я.Ф. Головацкому почетное место в науке и составивших крупную его заслугу, как деятеля на пользу своей народности, на первом месте стоять „Народные песни Галицкой и Угорской Руси", четыре тома, изданные Московским Обществом Истории и Древностей Российских. Это, несомненно, самое крупное до настоящего времени собрание, объединившее почти весь до того времени существовавший материал, ценное также и потому, что им сохранены и такие песни, которые исчезают или уже изчезли под влиянием быстро сменяющихся условий жизни. Я.Ф. Головацкий отнесся к материалу строго критически; все пояснения, даваемые таким опытным этнографом, знатоком быта и истории, какой выработался из Якова Федоровича, сохраняют в значительной степени свое значение и до настоящего времени. Особенно важным в этом отношении представляется обширное введение, содержащее в себе этнографический, географический и исторический очерки Галицкой и Угорской Руси и статистическое описание приложенной карты русского населения Галичины, Буковины и северо-восточной Угрии; эта карта, тщательно составленная и проверенная на месте, вносила ряд исправлений в известную карту славянства П.И. Шафарика в его „Славянской Народописи"; из этих очерков Якова Федоровича наиболее важны — первый (географический)и четвертый (объяснения к карте), тогда как второй (политическое и экономическое положение) и третей (история) в значительной степени, конечно, уже устарели, как составленные в 1850-х годах. Труд Я. Ф. Головацкого важный для этнографа, историка литературы и историка, дает, однако, меньше для историка языка нашего времени: Яков Федорович, имея материал, разнообразный по времени и местностям, издавал его придавая ему однообразие с точки зрения языка, чем стер диалектические особенности своих записей, важные для историка русского языка при современном значении диалектологии в этом отношении. Ф.Ф. Аристов. Карпато-русские писатели. Том первый. Исследование по неизданным источникам. В трех томах. Том первый. Москва 1916, 304с. http://elib.npu.edu.ua/info/R7PQTirgQriXuO 8 Мб http://bookre.org/reader?file=1337589 19мб Пережитое и перестраданное. Записки Я.Ф. Головацкого http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_451.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Распределение и Оглавление песен Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1876 г., н.1, Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я,Ф. Головацким и изданные О.М. Бодянским. Продолжение дополнений: I. Народные обычаи, обряды и песни в Буковине Русского народа II. Карпатская Русь: Галичина, Северовосточная Угрия и Буковина III. Историко-этнографическое обозрение всех их троих Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1876 г., н.1, с.531–670 Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1876 г., н.3, Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким и изданные О.М. Бодянским. Продолжение дополнений: 1. Сведения о собирателях песен. 2. Распределение и Оглавление песен. 3. Систематическое оглавление песен. 4. Азбучный указатель по началу песен, и проч Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1876 г., н.3, с.145–201 Год издания: 1846-1908 Всего томов 218 http://www.runivers.ru/lib/book8180/ Распределение и Оглавление песен народных песен Галицкой и Угорской Руси Распределение народных песен по содержанию представляет немалые затруднения. Следуя общепринятому разделению всякой поэзии, на эпическую, лирическую и драматическую, казалось бы уместным применить эти три отдела и к народным песням. Но так как драматической поэзии вовсе не находим в народных песнопениях, разве, может быть, зародыши ее кроются в некоторых обрядных песнях, то остаются нам два первые: поэзия эпическая и лирическая. Первая отличается предметным (объективным) представлением события, происшествия, или состояния, лирическая же изображает личные (субъективные) впечатления души, или такое же излияние чувств. Эти два рода поэзии иногда так тесно переплетаются между собою, что их не всегда можно разъединить: много песен подходит к одному и другому разряду, и по тому они не поддаются строгому приурочению к тому, или другому, разряду (категории), а представляют собою что-то среднее между ними, но с преобладанием той, или другой, стороны. Отсюда видно, что, народные песни, будучи произведением самодельного творчества, произведениями народного вдохновения, не легко подчиняются условиям какой ни будь книжно-ученой системы, а, при своем разнообразии, требуют распределения простого, но основанного на естественных началах народной жизни и народного быта, сложившегося в силу исторических, географических, этнологических и религиозных условий долговременного существования народа. В тридцатый, сороковых годах, когда я приготовлял к печати песни, помещенные в первой и в начале второй части настоящего издания, нельзя было распределить их в такой порядок, какой представляется ныне возможным. В ту пору у меня весь запас песен состоял из одних эпических и лирических (Дум и Думок), да из нескольких обрядных и плясовых. Некоторые отделения были слабы, другого рода песен вовсе не имелось. Я разделил собранные мною тогда песни на два вида: Думы и Думки (Ч.I), и Обрядные и Плясовые песни (Ч.II), в таковом виде они и печатались в «Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских», в 1863 и 1864г., под наблюдением Секретаря Общества, О.М. Бодянского, и в то же время делались особые оттиски. Положив в основание разделение поэзии на эпическую и лирическую, я распределил песни, вошедшие в 1-ю часть, на песни эпического и лирического содержания, присвоив первым, народное название Думы, а последним Думки. Во второй же части я поместил Обрядные и Плясовые песни, из коих первые смешанного свойства, вторые же почти всегда лирического. После того я, во время печатания II-ой части, собранные мною и другими лицами песни, сообщал в Чтении и в таком виде они были напечатаны, как прибавления. Когда же, по истечении нескольких лет, у меня опять накопилось значительное количество разного рода песен и разночтений их, то я пересмотрел вновь все собранное, старался привести его в порядок, не изменяя при том в существе своей первоначальной системы. И так с 1870г. стали печататься: Разночтения и Дополнения к песням, составившие III-ю и IV-ю части, в которых опять повторилось первоначальное деление песен. Таким образом, по необходимости, строгий порядок деления не мог быть соблюден с начала до конца, в чем вина должна быть приписана, конечно, одному лишь собирателю. Только теперь, после напечатания всех, собранных мною песен, можно эту разнообразную массу упорядочить, подвести под известные разряды. Позволяю себе сделать здесь еще одно замечание. Народные песни одни другими пополняются; взаимная связь их нерасторжима; оттуда происходит, что не возможно поставить грань одних против других, так как часто вовсе нельзя означить, где кончается эпическая и начинается лирическая поэзия. Думы и Думки сливаются нередко в одну струю. Колядки и Гаивки переходят в Бытовые и Житейские песни. Коломыйки и Думки весьма похожи друг не друга, а по содержание своему иногда почти одно и то же. Коломыйка — это зерно отдельно взятое, одинокий полевой цветок, или распрысканный ключ воды; Думка же — это соединенные в цепи звена, пучок связанных цветов, или собранные капли ключа. Приступая вновь к систематическому распределению всего собрания "Песен Галицкой, Угорской и Буковинской Руси”, я принял в соображение исторические, этнологические и географические условия, под влиянием которых пелись и поются песни. Прежде всего надлежит принять во внимание, что древнее других Обрядные песни. Не смотря на позднейшие наслоения, источник их в доисторической старине, как и самая обрядность, ныне во многом загадочная, происходит от доисторической же древности. В некоторых Обрядных песнях уцелели явные остатки мифической старины, нередко под Христианской оболочкой. Колядка, совпадающая ныне с праздником Рождества Христова, это, по понятию древне-языческому, был праздник рождения света, или празднование начала года, следующего за зимним солнцеворотом, а по тому Колядки были песни при обрядах этого праздника. Остаток их — нынешние Колядки, которые поют хором паробки (парни) в навечерие Рождества, на Святый Вечер и в самые Рождественные праздники (на Риздво}. За Колядками и вместе с ними следуют Щедровки, хоровые песни, распеваемые мальчиками, или деревенскими девушками, в вечер Водокрещения (на Святый Вечер Водокрещей), под окнами хозяев. Щедровки, по своему содержанию и назначению — те же Колядки, вероятно, перенесенные, по внушению Христианских настоятелей, с колядного Свята Вечера на Водокрещенский, который называется также Щедрым Вечером. К ним присоединяются обряды и песни, которые поются на Маланку (на канун Нового Года) и на самый Новый Год. Этим и кончается ряд праздников Коляды, или, по древнему понятию, праздника зимнего солнцеворота. Колядки и Щедровки подразделяются по своему содержанию, кому они поются: хозяевам, вдовам, парням, или девицам. Так, по крайней мере, делил их сам народ. С наступлением весны начинается новый ряд праздников, с особыми обрядами, играми и песнями. Вот какие обряды и песни сохранились у Карпатороссов: Во первых, Гаивки или Гаилки, хороводные песни, поемые девушками во время праздников Пасхи, в три первые дни Светлой (Святой) Недели, при особых играх и плясках. Они сохранились в большом количестве в восточной половине Галичины. Песни и игры производятся днем (до захода солнца), по большей части в церковной ограде (на цвентаре), на возвышенностях, или на других свободных местах (плацах). Содержание их — приветствование воскресшей весны, призывания какого то мифического Деда-Лада, погребение загадочного Кострубы, иносказательные намеки на выбор жениха и невесты, наконец любовь и разные отношения семейной жизни. После того следуют Царинные или Русальные песни, сохранившиеся только у Лемков, т.е., Карпатских жителей Западно-Русской части Галиции. Их поют тоже хором женщины при обхождении поля (царины) на Троицын День или Зеленые Свята, который праздник называют Лемки и Угророссы Русальями, Русальной Неделей. Обряд Купала или Соботки в Ивановскую ночь сохранился также только у Лемков Сяноцкого и Сандецкого Уездов. Сожигание костра, круговая пляска около живого огня, перепрыгивание чрез горящий костер, и перегонка скота через него, водится до сих пор в этих краях с весьма ограниченным количеством обрядных песен. За тем следуют Жатвенные песни, или песни при обжинках, по окончании жатвы пшеницы и ржи: тогда девушки плетут венок из колосьев, вкладывают его на голову одной из них (княгини молодой) и с поля идут, сопровождая ее с дружками и распевая дорогой песни, соответственным обряду. Пришедши перед дом хозяина (помещика, священника, или зажиточного крестьянина), княгиня с поклоном подносит венок хозяину, либо хозяйке, и получает за него денежное вознаграждение. После чего следует угощение жнецов и нередко толока с музыкой, а также и пляски до самой поздней ночи. Этого рода песни поются во всей Русской Галичине и Буковине, исключая Карпатское нагорье, так как в нем народ мало занимается хлебопашеством, а больше скотоводством. При окончании косьбы ярового хлеба не бывает ни плетения венка, ни обрядных песен, разве что на обкоски принесет кто нибудь из косарей небольшой веночек из колосьев ячменя, овса, или гречки и, держа его на косе, снимает и подносит хозяину, за что получает несколько грошей, выражая свои благожелания так: Дав вам Господ Бог Обкосков дождати, Еще вам дай, Боже, Счасливо зобрати, Звести, змолотити, С Богом ся веселити, И довгий век прожити! Песен при этом никаким нет, только иногда косари при кошении споют разве, для большей охоты: Эй тнут косари, Хоть не рано почали. Та багато утяли. Этим кончается круг «Обрядных песен при общественных народных праздниках». За тем следуют у нас «Обрядные песни при семейных праздниках и увеселениях». Главным обрядом, или семейным праздником непременно следует считать Свадьбу или Брак, сопровождаемый рядом разнообразных обиходов и церемоний и особенными, касающимися обряда песнями. Таких песен собрано большое количество в разных краях Галицкой и Угорской Руси, хотя этот предмет далеко еще не исчерпан и самые обряды не вполне разъяснены. Самое название песен сих словом «Ладканя» (ладкати, то есть, петь свадебные песни) указывает на отдаленную древность. И в самом деле, не смотря на наслоения и подновления разных эпох, в ладканях слышатся звуки отдаленной старины. В них упоминается о насильственной захвате невесты, играются представления осады и обороны княгинина замка, борьба двух спорящих сторон – князя и княгини, стреляние из луков и мнимых пушек, торги и купля невесты, соглашение сторон, словом, народная свадебная драма, с определенными ролями, хоровым пением, которая требует большого числа участвующих: старосты (данский и бранский), сваты, свахи и свашки, дружбы и дружки, бояре и пр. Второй семейный праздник — это Крещение дитяти (Крестины), сопровождаемое также особыми песнями. Oни записаны в Сяноцком Уезде (у Лемков), но все позднейшего происхождения. В других краях не имеется обрядных песен при крещении дитяти, а на Крестинах, как и при всяких семейных и домашних увеселениях, поются песни, которые мы ставим в особый разряд и называем Праздничными, Круговыми и Пировыми. За сим следуют Плясовые песни, которые поются преимущественно при народных плясках. Пляска, называемая Коломыйка, сопровождается даже постоянным пением песен (Коломыек). Эти песни тоже новейшего происхождения, а присовокупляются к Обрядным только по тому, что их поют часто на свадьбах, толоках, наконец в собраниях при музыке в корчме и. т.п. При распределении Обрядных песен обращалось мною внимание на местность, в которой они поются. В этом отношении я наблюдаю географическое положение страны, этнографические особенности народного быта и разности языка, смотря на край, был ли он более, или менее, подвержен пагубному влиянию чужестранцев и иноязычников. С этой точки зрения всего цельнее сохранилась Русская народность, а с нею и чистота обычаев и языка, даже высшее достоинство и эстетическая красота песен, в Заднестрянском крае, или собственно на северо-восточном погорье Карпат, в особенности у Гуцулов. Гуцульские песни отличаются своей неподдельной простосердечностью, простотой языка и нередко поэтичностью мыслей и выражений. Это заметно не только в Обрядных песнях, но и в Былевых и Бытовых (Гайдамацких) и даже в Коломыйках. К ним близко подходят песни Верховинцев и Бойков (Горцев Стрыйского и Самборского погорья). Песни с этой стороны Днестра (Галицкого Подолья, Ополья и Полесья) имеют менее оттенков местного племенного быта и разностей в складе, форме и видах наречий. Они более общие Галицко-Русские, хотя, впрочем, иногда красотою поэтического творчества и изяществом своим не уступают первым. Наконец песни северо-эападного погорья (Лемков) двояки: одни имеют Русский (местный) облик, другие же заимствованы, или переделаны, из Словацких и Польских народных песен. Первые и по языку чище, вторые же переполнены Словацкими и Польскими особенностями. Такие же по большей части и Угорско-Русские песни. Меж ними есть даже и Словацкие, так как Угророссы и Лемки поют, вместе с своими, и Словацкие «спеванки». На этом основании сопоставлены мною Обрядные песни, при которых отмечена местность, где они записаны, в такой последовательности: начав с Карпатского нагорья (от Гуцулов), идя на запад к Верховинцам и Бойкам, за тем, перешагнув на сю сторону Днестра в Галицкое Подолье и Ополье (Тернопольский и Бережанский Уезды) и Полесье (Золочевский и Жолковский и пр.), после опять я подвигаюсь на северо-западное Карпатское нагорье (Лемки) и перехожу за Карпаты в Угорскую Русь. Словацкие песни отмечены особо. Кто внимательно прочтет самые песни в выше показанном порядке, да к тому еще разсмотрит прилагаемые к изданию изображения, тот увидит постепенность оттенков народных обликов и убедится в справедливости моего деления. В свое время можно будет на тех же основаниях подразделить и плясовые песни, а также Думы и Думки. Этим оканчивается 1-й том песен в новом систематическом распределении. Разделение II-го тома гораздо проще. Главное разделение: Думы и Думки; первые преимущественно эпического содержания, вторые — более лирического. Так различает их и самый народ. Дума — это него «довга песня, поважна песня»; напев ее тоже важнее, протяжнее. Думы разделяются на Былевые и Бытовые. Первые подразделены на Козацкие исторические и на Думы, воспевающие события обыкновенных лиц. Бытовые же Думы разделяются на Козацкие простые, Чумацкие, или песни из Козацкого и Чумацкого быта, Гайдамацкие, или песни из быта удалых молодцов, затем Воинские, из солдатского или рекрутского быта, наконец Господарские и Скотарские, т.е., из быта земледельцев и пастухов. К ним прибавлены Думы Нравственно-Религиозные, поучительно назидательного содержания (дидактическая). Думы Былевые и Поучительные поются часто лирниками, слепцами-нищими (см. изображение), при сопровождении струнного инструмента, называемого лирой. Козацкие былевые и бытовые песни, по всему вероятию, не местного происхождения, а занесены из Украины; по этой причине в сем отделении нет местных оттенков: ни Гуцульских, ни Лемковских, ни Угрорусских, кроме разночтений о Савве, Михае и нескольких переделанных (I, с.29—36), списанных мною из одной старинной тетрадки. Настоящих Украинских Дум, распеваемых бандуристами, вовсе нет. Думки—песни лирического содержания. Они разделяются на Любовные, Семейные и Житейские, так как предмет их любовь и семейные отношения. К ним присоединены особого рода песни: Иносказательные (аллегорические), отличающиеся своей формой, и Колыбельные, или песни, поемые при усыпании ребенка. Наконец, песни Веселые и Охочие, подразделяющиеся на Шуточные или Насмешливые (сатирические), Небыличные (сказочные), и Бражнические или Корчемные, которые поются при попойках. Но, кроме своих собственных песен, Русский народ в Галичине, особенно в смежных с Pоcсией Уездах, любит петь также Великорусские песни, преимущественно солдатами. Они нравятся народу своим бойким содержанием и смелым разгульным, хоровым напевом. Народ любит слушать эти песни о подвигах Русских воинов, а еще больше разсказы об них: о богатых городах, великолепных церквах и вообще обо всем, что относится к Русскому Царству и народу. Песни эти, конечно, занесены в Галичину Русскими войсками, стоявшими в 1809 и 1849 годах по деревням Галиции, особенно в период 1809—1815 годов, когда Тернопольский и Чортковский Уезды, эта житница Автрийской Империи, принадлежали России; сверх того, нередко заносят их перебежчики солдаты (Москали), которые, приютився по пограничным деревням, нанимаются в наймиты у крестьян, и часто отличаются своею молодцеватостью среди деревенской молодежи. У них перенимают местные паробки, которые и поют их вместе, общим хором, при собраниях и пирушках в корчмах и господах, или же летними вечерами выезжая с лошадьми на ночлег (ночное пашенье рабочих лошадей). Случается, рами выезжая с лошадьми на ночлег (ночное пашенье рабочих лошадей). Случается, деревенские паробки в пограничных селах отправляются к чердакам, Казаков или Жандармов вышкам покурити Московского тютюну (табаку), побалакати (покалять) и послухати Казацких песен. Вот каким путем пробирается Русская песня чрез рубеж. Но кроме того и «Дяки и Поддячии» любят похвастаться Российскими песнями: они тоже иногда поют в обществах песни, но более книжного издания, каковы, например: «При долинушке стояла, Калину ломала.» Или: «Чем я тебя огорчила, Скажи, друг любезный мой» Или: «Всякому городу нравы, права, Всяка имеет свой ум голова.» А было время, пели и песню на «Взятие Варны,» как особенную новость: «Где парить орел Российский, Где герои наших стран? Устремился он в Мизийский Дальный край на Бусурман. Там Сарматов мы помстили, Поразили в месте сем, Славу Славян защитили, Мы оружием своим.» Пеcни о воинах и походах Суворова, о взятии Варны, забыты уже в России, или сменены песнями с новым наслоением исторических событий, но они сохраняются до сих пор в «закордонной», заграничной Австрийской Руси, поджидая, не придут ли на смену их другие песни, в коих воспеваются новейшие события, сильно защемляющие и Русь Заграничную, смотрящую не на запад, а на восток солнца. Вот несколько такого рода песен, которые можно иногда там и сям услышать в Галичине и Карпато-Руссии: 1. О Суворове Волга реченька широка, Тяжко мне плыть чрез тебя: «Друг мой любый, друг мои милой. Тяжко мне жить без тебя. Скажи мила, што любила, Скажи ты всю правду мне!- «Забыла ж и уже тебя, Забывай ты обо мне.» Не туман с моря поднялся, Не сильные дожди идут, Но Суворов показался, За ним полки в Польшу йдут. Сколько ж он той Польши сходил, Следовали полки с ним, Ничево он больше не делал, Только курилося за ним. Зажурилася Варшава, Што Суворов на ню йдет: Эй мала та Польска слава, Што спокойно не живет. Ах ты Прага на салдатов, Што, своем, ты учила, А не жаль же ты на Бога: Волю матушка дала. Зажурилася Варшава, Заплакали все места: Эй пропала Польска слава, Когда я стану пуста. Раз нам Суворов прославил, Што во Францию пора, Мы все с радощи окрикли: О ура, ура, ура, ура, ура! 2. Сильны тучи, сильны громы, С за Дуная к нам идут, Наши славны гренадиры, С за Могилова идут. С за Могилова идучи, И так себе говорят: Нам не страшны громы, тучи, Граф Суворов с нами йдет. (Далее, сказал певец, не помню). Эту песню поют паробьи из Золочевской, Тернопольской и других Уездах, особенно смежных с Poccиею. 3. Всякому на свете Есть правда, привет, Одному солдату Только правды нет. Мундир в рублей триста, А в кармане грош; Корми лошадь сыто, А сам сухарь глож! Генерал, Полковник Той шампана пьет, А наш брать за милю По воду идет. Над Барином, Графом, Стоит обелиск, А над нашим братом Только птичий писк. Добыв десять пушек — Шлют крест золотой; Потерял руки, ноги— Ступай жить домой! 4. Наш батюшка Николай Пошел в поход за Дунай, А Полковник при полку Курит трубку табаку; (За всяким стихом припевается: Гей! гай! гей! гай! – и повторяется стих) Курит трубку табаку, Кличет солдат до полку: Ты, солдате, ты, капрал, Штобы завтра рано встал, Штобы утром рано встал, Штоб голову росчесал. Штоб рубашка была бела, Штоб солдата вошь не ела! - и пр. Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Распределение и Оглавление песен http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_452.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки Систематическое оглавление песен В порядке, в каком следовало бы им быть Том Первый Обрядные песни хоровые А. Обрядные песни, поемые при общественных праздниках и увеселениях 1. Коляды и Щедровки, песни поемые на кануне Рождества и на канун Водокрещения. А. Колядки, собранные по ту сторону Днестра, преимущественно на Северовосточном Погорье Карпат, у Гуцулов и Бойков: 1. Запевы Колядок Из Коломыйского, Станиславского и Стрыйского Уездов. Ч. IV (1871г. н.4), с. 1 (н.1—2). 1. Запевы колядок Подходя под окна хижины или дома, проводник колядных певцов, называемый в Стрыйском и Станиславском округе - вайда, или береза, в Коломыйском - ватаг, приговаривает, припевая: 1. От сему дому, от веселому, Ци повелите колядовати, Колядовати, дом звеселити, Дом звеселити, дети эбудити? Кому хорошо в дому. 2. Ой, помагай Бог, пан господарю! До тебе! Вот тебе кличе на порадочку До собе! Идут до тебе лЮбыи гости, ЛЮбые гости, все коляднички, Все коляднички, все молодчики. Вечер добрый, пан господарю! Чи е ты дома? Чи нема? Дай ся чути! Чи позволите колядовати, Колядовати, дом звеселити? Хозяин отзывается: Колядуйте! Просимо! 2. Колядки, поемые хозяину (газде, господарю), или хозяевам вместе Ч. IV, с.109—113 (н.1—5) (1872г. н.1.), записаны в с. Космач, Коломыйск. Уезда (у Хуцулов). Колядки, собранные у Гуцулов Коломыйского Уезда в селе Космач Аифалом Кобринским 1. Газде (хозяину) Подходя к дому какого нибудь хозяина, колядники начинают петь: Иди сему двору, иди веселому, Гой, дай, Боже! Ой мы ж до тебе в рок загостили; Ци дома, дома, сам пан господарь? Ой мы ж бо энаем,господарь дома; Бо сидит собе по конец стола, По конец стола яворового, А на том столе три кубки стоя: У одном кубку солодок медок, А в другом кубку багрове пивце, А в третем кубку зелена винце: Солодок медок на Святый Вечер, Багрове пивце к Святому Риздву, Зелено винце людем на эакон. Гой, дай, Боже. Приступив к окну береза (старший между колядниками) спрашивает: Ци спишь, ци чуешь, господареньку? Ци позволите колядовати? Из хаты отзывается хозяин: Просимо, - и тогда поют: 2. Знатисе, знати, котре то газда, Гой, дай, Боже! У газды в дому золоти ворота, В газды подворье все сребно-беле. Ци мгла, ци вода, на дверь налегла? Ни мгла, ни вода, все бели вовци: С тыми вовцями три пастыречки, Ой идут, идут, по трубце несуть: В Святого Дмитра трубочка хитра, А в Миколая с сырого вая, А у Юрия трубочка сребна, А у Господа з самого злота. А як затрубив ба й Святый Дмитро, Земля замерзла, лес эасушивсе; А як затрубив Святый Микола, То все се горы ба й забелели; А як эатрубив ой Святый Юрий, Усе се верхи эазеленели; А як затрубив сам Святый Господь. Вдарили голоса по под небеса, Божи се церкви поотворяли Святи се свечки все засветили, Святый Микола коло престола Ой ходит, ходит, звоночком звонет, Звоночком звонит та й Бoгa просит, Та й Бога просит за пана газду, За пана гаэду, та й за газдиню, Та й за газдиню, за всю челядку, За всю челядку за домовую: Дай же вам, Боже, в сей дом здоровье, В сей дом здоровье на челядочку, По двору счастье на худобочку, Гой, дай, Боже! 3. (Т. II. 14—15) Ци дома, дома, сам пан господарь? — Гой, дай, Боже! Служечки кажут,що - нема дома — Ой де ж се подев? — Пошов у поле. — - Що в поле дее? — Золото веe, Золото вее, сребро лелее, Сребро лелеe, порошком сее, Ходит му Господь коморочками, Mеpяe гроши полумисками; Чей на рок буде вже без мерoчок. Ходит му Господь уже стайнами, Цугуе кони усе ворони, Чей на рок буде сиво-зелези Ходит му Господь за коровками, Паруе волы все на три плуги. Бычки третечки все на чотыре. Ходит му Господь кошарочками, Лечит овечки на три струночки. Чей на рок буде, да й на чотыре. Ой на здоровье, та й пане газдо! Ой здоров, здоров, та не сам с собов, Не сам с собою, с детьми и женою, С детьми и женою, с всев челядкою, С всев челядкою та с домовою! Дай же вам, Боже, в сей дом здоровье, В сей дои здоровье на челядочку, Во двору счастье на худобочку! Гой, дай, Боже! 4. А де сему двору, та й де веселому, Гой, дай, Боже! А мы до тебе в рок гостеми. Ци дома, дома, пой пан господарь? Ой мы знаемо, що господарь дома, А сидит coбе на в конец стола, На в конец стола еворового, Гой, на том столе три кубци стое, У в одном кубку зелене винце, А в другом кубку багрове пиво, А в третем кубку солодок медок. Ходит господарь та й по церковце, Чествует Бога зеленым винцем, A вcе Святии багровым пивцем, Нас, коляднички, солодким медом. Гой, не так теперь, як с первовеку, Як с первовеку, с первопочетку: Ой сын на отца руку знимае, А брат на брата кием махае. Сестра на сестру чаров шукае. Гой, дай, Боже! 5. А в нашего пана, Пана Ивана, Гой, дай, Боже! А в него дворы та й пометени, На том подворью впала росици; З той росици стала кирници, А в той кирничце Пречиста Дева, Пречиста Дева Христа купала. Приходят до ней усе Жидове: Пречиста Дева, где сь Христа дела? - Занеслам его в шовкову траву. - Пошли Жидове траву косити, Траву скосили, Христа не найшли. Приходят Жиды а де Святой Деве: Пречиста Дева, где сь Христа дела? - Занеслам его а в густи ловы. - Пошли Жидове лозы рубати, Лозы зрубали, Христа не найшли. Приходят Жиды а де святой Деве: Пречиста Дева, где сь Христа дела? - Занеслам его в темныи луги. - Пошли Жидове луги косисти, Луги зкосили, Христа не найшли. Приходит Жиды а де Святой Деве: Пречиста Дева, где сь Христа дела? — Занеслам его а в сине море. - Пошли Жидове море спускати, Море спустили, Христа не найшли. Приходят они де Пресвятой Деве: - Пресвята Дево, где сь Христа дела? — Занеслам его до Пана Бога. - Ой знайшли ж Христа у Пана Бога, Узели ж Христа на тажки муки: Тернову постель та й постелили, В тернову постель та й положили, Та й ожиною оперезали. Всякое дерево за ногти били, Все ся тупило, та й не ловило; Безчесна ива та й согрешила, Та из за ногтев кровцю пустила: Де кровця цяне, там церковь стане, Де кровця капне, там винце стане; Святая церковь людем на службы, Зелене винце людем на закон. Гой, дай, Боже! А за сим словом бувай нам здоров! и пр. II (1864г. н.1) — 26 (н.36), зап. в с. Милитинцах, Коломыйск. Уезда. 36. Ой в горе, в горе, а в новом доме, Ой дай Боже! Там же ми служа все кухарочки, Все кухарочки, все молодии, Та зойшлися вни до Пречистои, До Пречистои то на ирщенье, Свята Пречиста дитя вродила, Дитя вродила, красно повила, Красно повила, в яслех зложила, Неверни Жиды як ся дознали, Як ся дознали, дь Пречистой ишли: Свята Пречиста, десь дела Христа? - Впустила м его у сине море - Неверни Жиды море зпивали, Море зпивали, Христа шукали. Ой в горе, и проч. - Пустыла м его в темнии лесы, Неверни Жиды лесы рубали, Лесы рубали, Христа шукали. Ой в горе, и проч. - Сховала его а в белый камень, Неверни Жиды камень лупали, Камень лупали, Христа шукали. Ой в горе, и проч. - Свята Пречиста, десь дела Христа? - А вже Исус Христос на высокости. Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1877 г., н.2 Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким и изданные О.М. Бодянским. Послесловие. 20 изображений характеристических типов и сцен из народного быта Галичины и Угрии и объяснительный текст к ним Послесловие С тридцатых годов я занимался собиранием русских народных песен в Галичине, северовосточной Угрии и Буковине, и после многих трудов, забот и стараний настоящий сборник народного творчества выходить в IV томах на иждивении Общества Истории и Древностей Российских под редакцией Действительного Члена и Секретаря Общества Осипа Максимовича Бодянского. Том первый и половина второго переданы были мною в рукописи еще в 1839 году покойному слависту П.И. Шафарику, который препроводил их в Общество Истории и Древностей Российских в Москву. По представлению Осипа Максимовича Бодянского, Общество разрешило печатать мой первоначальный сборник. Печатание началось с 1863 года и по мере доставления мною дополнительных тетрадей и вариантов печатание продолжалось под тщательным досмотром и неусыпным наблюдением Осипа Максимовича до настоящего года. Желая с своей стороны по возможности придать важности сборнику и приукрасить издание, я не пожалел ни труда, ни издержек, и присовокупил — кроме объяснительных записок — двадцать изображений характеристических типов и сцен из народного быта из разных околиц Галичины и Угрии, срисованных с натуры и гравированных в Праге, а также этнографическую карту народонаселения русского по обеим сторонам Карпатских гор, изготовленную мною по лучшим источникам и напечатанную в Вене. Так составилось, изготовилось и окончилось издание Народных Песен Галицкой и Угорской Руси, в настоящем виде. Я душевно обязан Обществу Истории и Древностей Российских, в особенности же я одолжен г-ну редактору и руководителю настоящего издания за его искреннее содействие и неусыпный труд и обязываюсь публично заявить мою задушевную благодарность Осипу Максимовичу Бодянскому, ибо без его трудов и стараний мой сборник никогда не вышел бы столь полный, исправный, отчетливый и благовидный. Вильна. 14 Октября, 1877 года. Яков Головацкий (Сие Послесловие напечатано уже по смерти О.M. Бодянского, скончавшегося 6-го Сентября 1877 года). Русские горцы (Хуцулы) Коломыйского уезда села Доры в восточной Галичине. 6-е изображение (Часть II, с. 247) На изображении представлены Русские Горцы (Гуцулы), Коломыйского Уезда, села Доры, над верхним Прутом; имена их: Семен Якимишак, Василь Губарь, женщина Анна, жена Андрея Губаря, и две девушки: Марья, дочь Михайла Ефренюка, и Гафия, дочь Михайла Спасюка. Bсe они представляются п полном Гуцульском одеянии. Гуцульский народ всего живописнее и богаче у Карпато-Руссов, в коем сохранилось много первообразных черт отдаленной старины. Мущины одеты в белую оорочку с небольшим разрезом на груди с вышивкой, т.е., без воротника и без сборок; на плечах рубашка вышита цветными нитками, которую спускают посверх широких штанов синих (убранья), или красных (холошень), иногда белых, собранных на очкурe. В перехват они подпоясываются широким кожаным ремнем, с десятью до двенадцати пряжек, украшенным желтою и зеленою кожицей. За поясом торчит длинный нож и двузубые вилки с медными и роговыми искусно выделанными рукоятками, пистолеты, иногда еще рогатина (длинный кинжал); кроме того на цепочке висит протычка до люльки, или швайка. На шее у Гуцула всегда черный шелковый платок с красной бахрамой и медный на ретязе (цепочке) висячий крестик. Посверх рубашки и ремня надет киптарь, у Угорскнх Гуцулов кяптарь, у Буковинцев Гуцуляк (род полушубка без рукавов). Летом иногда надевают такой же самый киптарик, но суконный красный с каймами. Киптарь всегда окаймлен весьма живописно узорчатыми кусками красного и зеленаго сафьяна и вышиван цветным шелком. На голове у Якимишака мармазинка (т.е., овчинная шапка с красным суконным верхом), у Губаря же кресаня (поярковая шляпа) с галуном, у обоих павы (павлиные пера). Первый надел красный сердак (кафтан) и сверх него забросил белую суконую гуглию: (Болгарская гугла), род накидки каптуром (с башлыком). У Губаря через плеча на кресте висят на ремнях, набитых пуговками, порошницы или пороховницы (ладунки), искусно вырезанные и украшенные медными пластинками и перламутровыми цятками. У Якимишака только шерстяная клетчатая дзебня (сумка) или тоболка. Штаны у одного синии, у другого красные (задубленные). Обувь капци (суконные носки) с наперстниками и кожаные постолы (род башмаков), зашнурованные волоками (шерстяными снурками). В песне о Добоше (I, с.152) упоминаются «постолы скорянии и волоки шовковии». Волосы у обоих подстриженные на лбу, остальные опущены по спине. Якимишак держит в правой руке келен, или келеф (палку с топориком), в левой же овчарскую трубу (трубету или трумбету), словно приготовленный в полонянский ход. Не менее живописен костюм Гуцулок. Тонкая холстинная сорочка с уэорчатым шитьем на плечах и в пазухе (на прорехе), шея обвешена большим количеством разноцветных бус и кораллов (кровавницы, блискавки, женьчуги и пр.), с цепочками, крестиками, медальонами и нанизанными монетами, которыми покрыта вся грудь женщин и девок. Вверху на шее силянка (из поцерочек плетенная повязка). Нижнее платье суконная голубая (в Угрии иногда зеленая) сукна (юпиа) с галунами (позументами) на подоле, которая, обхватывает ресами (густыми окладками) всю талию, по которой катран (шерстяный полосатый передник) подвязывается такими ж крайками (кромками) или поясом из «каламайки». После надевают киптарь, такой же как у мущин, с перевешенной через плечо шерстяной дзебенькой (сумкой). (Кожаные тоболки не полагаются только для мущин). По зимнему наряду женщина имеет подбитяк или подбитеняк, т.е., белыми овчинами опушеный кафтан. Марья Михайловна имеет наброшенную на плеча гуглю или джуглю, каковые употребляются во время ненастья: без нее ни жениху, ни невесте (князю, ни княгине) к венчанию являться нельзя. Обувь постол с канцями и наперстниками, или же сапоги красного, или желтого, сафьяна. Голову женщина повязывает цветным, красным, или синим платком. Головный убор девушек более прихотлив: волосы заплетены в две косы, вплетай в них заплетки (нитки красной бумаги) с костки (белыми морскими раковинками), и медными пуговками, которые обматываются кругом головы в виде венка, или кокошника, повязав ее позументом; сзади же висит опущен целый пук краснобумажных ниток и лент. В ушах коньки (серги). Иногда еще повязывают кругом лба низанку делиток (медных фибул), сделанных совсем в античном вкусе. Изображение снято с раскрашенных фотографических карточек, сделанных живописцем А. Скочдополе в Коломые, для Этнографической Выставки. Подлинные фотографии хранятся в Дашковском Этнографическом Музее в Москве. Там же и манекен Гуцула со всею одеждою и со всеми принадлежностями Гуцульского убора. Обьяснения к изображениям http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_268.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки На юго-восточной окраине Галичины, в горах Станиславского и Коломыйского Уездов, живет племя Русских горцев, отличающееся своим племенным типом, домашней обстановкой, одеянием и языком, которые называются Гоцулы (Гуцулы). Селения их, впрочем, распространились в Марамороше и в Буковинских горах. ...Горный мир - особый мир, различный от остального мира низменных стран; жизнь горца, пастуха, полукочевника, совсем другая жизнь. Песни Горцев, по своему выражению, по своему метру, ритму и напеву, напоминают журчание воды по камням и мелким порогам горных притоков. В этих песнях особенно выпукло обнаруживается любовь горца к родной стране, мягкость и нежность чувства, его способности к заявлению глубокой любви, и при всей жестокости натуры, обнаруживается в нем много честных, благородных качеств, делающих это племя для каждого весьма сочувственным. Этнографическая карта русского народонаселения в Галичине, северо-восточной Угрии и Буковины. Составлена Я.Ф. Головацким. 1876 http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_448.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_240.htm IV, 10 (12), зап. в с. Хмелевке, Станислав. Уезда 12 Oй в чистом поле та на Дунаю, Ой дай, Боже! Та на Дунаю, на береженьку, Стоит ми намет белый, шовковый. А в том намете золотый столик, На том столику гордый пан сидит, Гордый пан сидит, на имя Иванко: Ой сидит, сидит, личбоньку личит, Личбоньку личит незличоную; Поперед него служеньки его, Держать шапочки по за вершечки: Ой, наш паночку, господаречку, Ой поплати ж нам за заслужечку: Ой дай же ты нам гроши, неличины. Гроши неличены, кони неежджены, Кони неежджены, поля немерены! Ой, мы ж бо гроши переличимо. Ворони кони попроездимо, Широки поля перемеримо, Ой засеемо золотыми стрелкы, Заволочимо тугими лукы, Тугими лукы, вороными коньми: Все ж тото буде, пан господарю. Пан господарю та на охвалу (В Хмелевке Станисл. Окр. от Василя Смеречина) IV, 11,(13), 21 (28), 22 (29), записано в с. Ляховцах, Станислав. Уезда 13. Ци дома, дома, господаренько, Ой дай, Боже! Господаренько, на имя Иванко? Служеньки кажут, що нема дома, А мы знаемо, що е вон дома: Ой сидит собе по конец стола, Перед ним колачи з ярои пшеници, Помежи колачи восковы свечи, Помежи свечи золоты кубки. Що ж ми в тых кубках? - Зелене вино: Зелене вино службы служило За господаря, та й за газдиню, За всю челядку, за всю громадку. (В Ляховцах от Михаила Бесагия) 28 Ha оной горе, оной высокой, В раю! В раю Ангелы грают! Там же ми стоят два явороньки, На явороньках суть ретежоньки. На ретежоньках колысанонька, В колысанонце Божее дитя. Колысала го Божая Мати; Уколысала, твердо уснула: Прилетели к ней ворлове птаси. Взяли дитятко аж на небеси. Божая Мати пробудилася. Пробудилася, зажурилася, Пришли до ней та два Ангелы: Божая Мати, та не журися, Та не журися, барз потешайся, Твое дитятко юж на небесах, Юж наша душка у Бога служка 29 Ой сивый орле, высоко леташь: Ой дай, Боже! Высоко леташ, далеко видашь, Ци видев ты, орле, корабель на море? — Ой я там видав, я сам там бував; А в том корабле усе столове, Пo за столове сидят панове, А межи ними найстарший панок, Найстарший панок, чом Иванонько. Поперед него служеньки его, Шапочки носят, в него ся просят: Пусти ж нас ,пане, в Польщу на войну, В Польщу на войну под Королевну. — - Я вас не пущу, сам з вами поду. — Все сам на перед коником грае, Та на Львов город все навертае, ОЙ ак навернув, аж Львов ся зжахнув, А Львов ся здрогнув ,весь мир ся зжахнув. Взяли гадати, що за дар дати; Выводят ему ворон коника, А вон на тое а ни сгледае, А ни сгледае, а ни дякуе: Вы, мое войско, ступайте резко! - Выносят ему полумис злота. А вон на тое а ни сгледае, А ни сгледае, а ни дякуе. - Вы, мое войско, ступайте резко! - Выводят ему кречную панну, А вон на тое барзо сгледае, Барзо сгледае, шапку знимае. - Вы мое, войско, цофнется резко! (В Ляховцах от Михайла Бесагия) IV, стр. 7 (7), 21 (27), Ч. II, 17 (24), 24 (35), 31 (44), 33 (46), Ч. IV, 25 (33), 27 (35), зап. в с. Глубоком, Станислав. Уезда 7 Ци дома, дома, господареньку, Славен еси, наш милый Боже, на небеси! Господареньку, чом Иваноньку? Служеньки кажут: Ой е ж вон дома, Сидит же собе по конец стола, Пред ним колачи з ярой пщеници, Ой два, три кубочки с дорогим напоём: В одном кубочку зелене вино, В другом кубочку солодкий медок, В третем кубочку ороне пиво: Зелене вино для господаря, Солодкий медок для господини, Ороне пиво для челядоньки (Запис. в Глубоком, Станислав. Окр. от Павла Остапкова) 27 Ой в чистом поле близко дороги, Ой дай, Боже! Стоит ми, стоит, церковця нова, Церковця нова, побудована, Побудована с трёма вершечки, С трёма вершечки, с двома оконцы; На тых вершечках три голубоньки; По под церковцю лежит стежечка; Надошли ж нею два мысливчики, Та й высмотрели три голубчики, Та й взяли они, гей, померяти, А голубчики т ним промовляют: Меряй, померяй, а в нас не стреляй! Ой бо ж мы не с три голубоньки, Але ж бо мы е три Ангелоньки, Три Ангелоньки з небес зосланы. Чому ж так не е, як було давно, Як було давно, а в преждевеку: А в преждевеку, з порводеянья? Святам Николам пива не варят, Святам Рождествам службы не служат, Святам Водорщам свечи не сучат; Бо уже давно, як правды нема, Уже ся Цари повоёвали, Бо Царь на Царя, войско сбирае, А брат на брата мечем рубае, Сестра сестрице чары готуе, Ой бо сын вотця до права тягне, Донька на матерь гнев поднимае, Ой бо кум кума зводит з розума, Сусед суседа збавляе хлеба (В Глубоком от Павла Остапкова) 24 А в чистом поле, близько дороги, Ой дай Боже! Орет ми плужок четверничкою, Жич Боже, на рок шестерничкою! А все волики, все половии, А в них роженьки все золотии, А воловоды все шовковии, На них яремцы все тисовии, На них снопочки все кидровии, А заносочки все мядянии. Та выйшла идь ним Божая Мати, Та исказала: Орет же, сынки, А здовга нивки, а здробна скибки! Та посеемо мы яру пшеницю, Та вродит же ся що стебло - сребро, Що стебло - сребро, золотый колос; Зберемо женци - девки панянки, А носелнички хлопцы - молодци, А кладелнички - середни люде, А пораднички - старии люде. Накладемо ж конь, як на небе звезд, Стане господарь межи копами, Як ясен месяц межи звездами; Зберемо возы та в три обозы, Звезем пшеницю в господарске гумно, Искладемо ж й а в три стырточки, А в три стырточки, а в три рядочки, Ой искладемо а в спод широко, А в спод широко, а в верх высоко, Тай завершимо сив соколоньком, Сив сокол сидит, далеко видит, Ой видит же вон чистое поле, Чистое поле, синее море. 34 По мостах, мостах, по золотеньких, Ой дай Боже! Ой ходят по них все колядники, Все колядники, и все братчики, А все братчики старие люде, А перейшла их Божая Мати, Та почала их выпытовати: Чи не бачили моего сына? - Ой хоть бачили, коли не знали. - Ой мой сынонько, господинонько, Господинонько, добродеенько. - Ой мы ж бачили, та в монастыри, Та в монастыри, коло престола, Служит службоньку все суборную, Все суборную, заздоровную, Та за здоровье усего миру: На нем ризочки гатласовии, На нем патрафиль сребный, шовковый, А нараквички гаптовании, На нем поясок жовтая свеча, На нем шапочка соболевая, На нем корона щирозлотая. 44 А в чистом поли близько дороги Ой дай, Боже! Стоит грушечка подмурована, З тоя грушечки впала росиця, Впала росиця на муравицю, А з муравици стала кирниця, А в ти кирнице Господь ся купле, Господь ся купле из святым Петром, По купанечку перереклися: Сказав Бог Петру, що земля больша, А Петро каже, що небо больше. Сказав Бог Петру, Не перечмося, Ай зошлем собе два, три ангелы, Та най змеряют небо и землю! - Та излетели два, три ангелы, Ой та змерили небо и землю: Чим небо меньше? Всюди ровненьке, Всюди ровненьке, та звездяненьке. Чим земля больше? Горы й долины, Горы й долины, та й полонины. - Оть видиш, Петре, що твоя кривда, Що твоя кривда, а Божя правда. 46 Ой в чистом поле, близько дороги, Ой дай, Боже! Стоят наметы бели шовкови, А в тих наметах все громадове, Радоньку радят: кобы врадили! - Ой не справляймо на жоны шубы, На жоны шубы, на дочки злото, Але справляймо медяни човна, Медяни човна, сребнии весла, Та пускаймося края Дуная, Чуемо ж мы там доброго пана, Доброго пана, та пана Петра, Що платит добре за заслуженьку: Ой дае на рок по сто червоных, По коникови по вороному, По жупанови по китаеву, По ясней стрелце, по хорошей девце. 33 Сему нашему пан господарю, Ой дай, Боже! Пан господарю, на имя Ивану. В него оборы усе в острозе, Коло тых огнев усе Святыи, Усе Святыи, Господь та й Петро, Ой пьют же они ороне вино: Ой пили, пили, сперечилися: Господь же каже, що земля бОльша, А Петро каже, що небо бОльше. - Николо, Николо! Ты верне служиш, Возьми ж ты собе золото было, Та змеряй же ты небо и землю! — А видиш, Петре, Богова правда, Богова правда, а твоя кривда; Що земля бОльша, горы й долины, Горы й долины, все верховины, Темныи пески, быстрыи речки, Небо меньшеньке, всюды ровненьке. (В Стенке от Михаила Боечка) 35 Ой давно, давно, та из предвеку, Ой дай, Боже! То из предвеку, з псрводеянья, Тогды Жидове Христа мучили, Христа мучили, на муку брали. На распятию, гей, розиинали, Клюков за ребра, гей, розпинали, Терновый венец на голов клали, Глоговы шпильки за ногти били, Всяке деревце били у телце; Всяке деревце не лезло в телце, Червива ива та согрешила. На Исуса Христа кровцю пустила: Де кровця кане, церковця стане, Де плечи впали, престолы стали, Де руки впали, там свечки стали. Де очи впали, там книги стали, Де личка впали, образы стали, Де зубы впали, дзвононьки стали. Самы ся престолы позастилали, Самы ся свечи позажигали, Самы ся книги перечитали, Самы ся образы помалёвали, Самы ся дзвоны передзвонили, Самы ся службы переслужили. (В Глубоком от Павла Осташкова) IV, 7 (8), 9 (11). Ч.II 30 (41) зап. в с. Худькове, Станислав. Уезда 8 В сего нашего пан господаря, Ой раненько! Пан господаря, на имя Ивана, На дворе ему нова светлонька, Нова светлонька з мрамор каменя, А в той светлонцe а все столове, А все столове, все тисовыи, Все тисовыи позастиланы, Ой убрусами все шовковыми, Все шовковыми, китаевыми, По за столове сидят панове: Ой межи ними найстарший панок, Найстарший панок господаречко, Поперед нёго деточки ёго, Слухают рады своего пана, Своего пана, свого батенька: Вы, перше дети, стадо личите, Вы, други дети, вовци личите! - Першии кажут, що стадо в цели, Другии кажут, що ввечки в цели, Tpетии кажут, що шаты в цели, А тото стадо а среблороге, А среблороге, золотогриве, Золотогриве, среблокопыте, А ти овечки а среблороги, А среблороги, золотововни, А тото шаты, а все блаваты, А тото шаты, чем не блаваты? (Запис. в Хутькове Станиславск. Окр. от Дмитра Поповича) 11 Ой хто ж нам такий, як наш паночок, Ой раненько! Як наш паночок господаренько, Господаренько, на имя Иванко! Вон раненько встав, сам себе убрав: Дороги шаты чом на плеченька, Дороги шубы на лядвиченька, А червен чобот та й на ноженька, Дорогу шаблю та й до боченька. Ой як ся убрав, а все з ног збуджав. А все з ног збуджав, громко закричав: Ой, мои слуги все верненькии, А встаньте бо вы, а зберетеся, А вперед Богу помолетеся! Мои служеньки все верненькии, Подивитеся до оборочки: Ой що ж бо наши волики деют, Мои девочки, гречни панночки? Подивит вы ся та до светлочки, Накрыйте столы все тисовыи (В Хутькове Станисл. Окр. от Дмитра Поповича) 41 Ой на толоце, та на муравце, Ой раненько! Там король Руский коником грае, Коником грае, войско збирае, Турьского царя все визирае: Ой виедь, виедь ты, Турский царю! На ту толоку, та на мураву, Покажи славу ты, Турський царю! - - Як бы я не знав, войська не збирав - Ой все наш панок коником грае, Та як го узрев, та й мечем извив: Як панок наш тяв, то Турь царя стяв; Ой взяв же его по подле коня, А повез его а в Ческу землю, А в Ческой земли короля нема: Ой ты, паночку, господаречку, А в Ческой земли королем будеш - А взяв же его по пужареви: Чорный пужарец ноженьки коле; Ноженьки коле, все подбуджае, Що следы кровця все заливае, А чорный ворон все залетае, А з следов кровцю все выпивае. Ой наш паночку, господаречку! Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: 21 декабря, 10 часов 44 минуты (UT) - Зимнее солнцестояние IV, 101—103(1-3), зап. в с. Черном Потоке, Стрыйского уезда Колядки, записанные Титом Андреевичем Бурачинским в Черном Потоке Коломыйского Уезда I. Хозяину 1 Ой рано, рано, куры запели, Ой дай, Боже! Ой еще раньше наш панок устав, Наш панок устав, ноженьки вбував, Ноженьки вбував, личенько вмывав, Личенько вмывав, три свечи всукав, Три свечи всукав, коника вседлав, Коника вседлав, во Львов поехав. Поехав во Львов стеречи бродов, Стереже ночку, стереже другу, Пристерег собе Турского Царя, Турского Царя, нашого пана, Присилив собе до свого коня, А в того коня грива золота, Грива золота коня покрыла, Сребны копыта камень лупают, Слушныи ушка правды слухают, Золоты очи звезды считают. Не вев вон его нигде полями, Нигде полями, все пожарами, Тоненкий пожар а в ножки коле, А в ножки коле, а в ручки боле, Червона кровця след заплывае, Чорненьнкий ворон все залетае, Все залетае, кровцю спивае, А Царь до Бога все промовляе: Або мя пусти, або мя зотни, Або мя зотни, або мя заведи, Або мя заведи в Ляцкую землю, А в Ляцкой земли Королем буду, Королем буду, миру наплоджу, Мир Православный, дом господарный! Ой дай, Боже! 2. Ой т сему дому ить веселому, Ой дай, Боже! Пречиста Дева сына породила, Сына породила, в лужко положила, В лужко положила, Ангелы послала, Ангелы послала по всему свету, По всему свету, по всех манастырях, Щобы ся сходили, дитя йменовали Дали му имя Пресвятый Дюря; Пречиста Дева тое учула, не полюбила, Не благословила и сыном не звала. Ой т сему дому и проч. Листы писала, Ангелы послала и проч. Бы ся сходили, дитя йменовади. Дали ему имя Св. Петро; Пречиста дева тое учула, не полюбила, Не благословила и сыном не звала. Ой т сему дому и проч. Листы писала, Ангелы послала и проч. Що бы ся сходили, дитя йменовали, Дали ему имя сам Исус Христос; Пречиста Дева тое учула, тое полюбила, Поблагословила и сыном назвала. Красно го убрала, до церкви дала, А та церковця с пятьма верхами, С пятьма верхами, с трема вокнами, С трема вокнами, с райскими дверцями: Одное оконце — що сходит сонце, Другее оконце — в полудне сонце, Трете оконце — заходит сонце, А в райских дверях сам Исус ходит, Сам Исус ходит, на службы просит, На службы просит за мир Православный, За мир Православный, за дом господарный. Ой дай, Боже! 3 Ой небом, небом, небом синеньким, Ой дай, Боже! А по нём ходит месяц ясненький, Ясна зорничка, его сестричка: Куда ты идешь, ясна зорнице? — Иду вод Бога, иду на землю, Иду на землю, иду на села, Богу на славу, людем на хвалу, Чи так и теперь, як с стародавна, Як с стародавна, як с первовеку: Чи сытят меды Святой Вечере, Чи точат вино Святому Роздву, Чи варят пиво Святому Сбору, Чы сын до вотця ще шлет вечеру, Донька матери чи шле вечеру, А брат до брата чи шле вечеру, Сестра до сестры чи шле вечеру, А кум до кума чи шле вечеру, Сусед суседе чи шле вечеру, — Не так то теперь, як с стародавна, Як с стародавна, як с первовеку: Не сытят меды Святой Вечере, Не точат вина Святому Роздву, Нe варят пива Святому Сбору, А сын до вотця не шле вечеру, Донька матери не шле вечеру, А брат до брата не шле вечеру, Сестра до сестры не шле вечеру,, А кум до кума не шле вечеру, Сусед суседе не шле вечеру: А сын на вотця ручки снимае, Ручки снимае, гнев подоймае, Гнев подоймае, прощи не мае, Донька на матерь переречае, Переречае, гнев подоймае, Гнев подоймае, прощи не мае; А брат на брата мечем рубае, Мечем рубае, гнев подоймае, Гнев подоймае, прощи не мае; Сестра на сестру чаров пытае, Чаров пытае, гнев подоймае, Гнев подоймае, прощи не мае; А кум на кума пана взывае, Пана взывае, гнев подоймае, Гнев подоймае, прощи не мае; Сусед суседе плот закладае, Плот закладае, терен рубае, Терен рубае, тернем закидае, Тернем закидае, стежки не мае, Гнев подоймае, прощи не мае. Ой дай, Боже! II, 603—608 (40-46), зап. в с. Княжевском, Стрыйского уезда 40 Цы дома, дома, можный паноньку, Дай ёму, ёму, Боже счастье, здоровье а в дому! Ай мы видим, що е вон дома; Дай ёму, ёму, и проч. Сидит вон coбе по конец стола, Дай ёму, ёму и т.д. Собе в оконце вон поглядае, В чистое поле все полядае, Зостретив собe дивное зверье, Кликнув, покликнув на свои слуги: Ой слуги ж мои, вы верненькии, Берет стрельбоньки все стройненькии, Берет хортеньки чом ловненькии! - Жорства стреляе, зверь промовляе: Не псуй стрельбоньки, чом стройненькии, Не томи хорты чом ловненькии, Ой зажени мя а в туги луги, Мене ты тамо чом испоймаеш, Роги, пароги чом позваляеш. Будеш на роги вешати шаты, А на пароги ясную збрую. Будьте здоровы, можный паноньку, Можный паноньку, господареньку, Винчуемо ти рочными святы, Рочными святы, многими леты, Не сам с собою, с господиненькою, И со всем домом, со всем обходом! Дай же ты, Боже, на обору щастье, На обору щастья, на худобоньку, В поли урожайну та й пшениченьку, А в хате гаразд на челядоньку! 41 Ой долов, долов, долов луженьки Гой, дай, Боже! Ой упав снежок та й на обложок, Гой, дай, Боже и т.д. Побродив ею чудный зверенько, Последив ею господаренько, Клнкнув, покликнув на свои слуги: Гей, слуги ж мои все верненькии, Збирайте ж зброю, скликайте ж лаю! - А взяв звереньку вон поганяти, Взяла зверенька гей промовляти: Ой ты ж, пане мой, господареньку, Не рубай мене, не стреляй мене! Возми ж ты мене в свои луженьки, В свои луженьки в калиновыи, Возми ж роженьки до светличеньки, А пароженьки до комороньки, На пароженьки будешь вешати, Будеш вешати дороги шаты, А на роженьки будешь вешати, Будеш вешати дорогу збрую. - Ой за сим словом будь же нам здоров, Будь же нам здоров, можный паноньку; Винчуем мы ти счастьем, здоровьем, Счастьем, здоровьем, венчиком ясным, Венчиком ясным, девчатем красным. 42 Цы дома, дома господареньку? Гой, дай, Боже! Ой кажут слуги, що нема дома. На оборонце волы паруе, Паруе волы в чотыре возы, Ha один бере сами звоночки, На друий бере сами книжечки, На третий бере сами свечочки, А на четвертый и сам седае. ОЙ як заехав на злати мосты, Золоти мосты гей зазвенели, Cepи волоньки гей забренели. Надыбают го два, три ангелы: Куда ж ты едеш, господареньку? - Ой еду, еду, под святу гору, Под святу гору, до монастырю. - Ой як изъехав под святу церков, Самы ся двери подотваряли, Самы ся вокна поодтыкали, Самы звоночки гей зазвонили, Самы ся книги поотверяли, Самы ся свещи позажегали, А все святыи на службу стали, Службу служили, Бога просили, За здоровльенько господарское. Ой, за сим словом будь же нам здоров, Господареньку с господиненькою, Дай же ти, Боже, а в дом здоровлье, А в дом здоровлье на челядоньку, На збору счастье на худобоньку! 43 Ой устань, устань, господареньку, Гой, дай, Боже! Побуди свою всю челядонку, Всю челядоньку, господиненьку, Ой най же она раненько встае, Светлы светлоньки повыметае, Кленовы столы позастелае, Восковы свечи позажигае, Пшеничным хлебом позакладае, Рочных гостеньков ся сподевае, Рочных гостеньков, колядниченьков. Ой за сим словом будь же нам здоровъ, Можный панонько, чом Василенько, Винчуемо ти счастьем, здоровльем, Счастьем, здоровльем и всяким добром! 44 Цы дома, дома, господареньку, Гой, дай, Боже! Он знаемо ж мы, що е вон дома. Ой сидит собе по конец стола, По конец стола краще сокола, На нем шапочка як гал чорненька, Як гал чорненька, як мак дробненька, На нем чоботки, сребны подковки, На нем кошулька як бел беленька, Як бел беленька, як лист тоненька; Где ж она прана? Край Дуная; Где она сушена? В Тура на розе; Где она тачана? В Львов на столе; Где вна вбирана? В светлой светлице. В светле светлонце, при оболонце. А за сим словом бувай нам здоров, Не сам с собою, с господиненькою, И зо всем домом, зо всем обходом! 45 Цы дома, дома господареньку? Гой, дай, Боже! Ой кажут слуги, що нема дома, А в Судомире судоньки судит, Судоньки судит, все в правах сидит. Ёму за тое дорого платят, Дають же ёму три села нови, Едно селенько все стари люде, Друге селенько все парубочки, Трете селенько сами девочки. Старыи люде на порадочку, А парубочки все косарчики, Ой а девочки все гребеночки. Он за сим словом бувай нам здоров, Бувай нам здоров, можный паноньку, Можный паноньку, господареньку! Винчуемо ти рочными святы, Рочными святы, многими леты, Не сам с собою, с господиненькою, И зо всем домом, зо всем обходом! Дай же ты, Боже, щастья, здоровья, А в дом здоровье на челядоньку, В оборе щастье на худобоньку! 46 Ой в леску, в леску, а в жовтов песку, Гой, дай, Боже! Росте деревце тонке, высоке, Тонке высоке, в верху кудряве. На том кудрявци сив сокол сидит, Сив сокол сидит, далеко видит, Ой видит, видит а в чисто поле, А в чисто поле, где плужок оре, Ори ж ты, пружку, здробненька нивку, Та й посеемо яру пшеницю, Яру пшеницю, всяку пашницю, Та вродит нам ся стебло-серебро, Та й зберемо ж мы женци-молодци, Женци-молодци-девки та хлопци. Та й зожнемо ж мы а в дробны снопы, Та й и складемо а в густы копы, Будеш ходити меже копами, Як ясен месяц межи звездами. Ой за сим словом будь же ми здоров! и проч. II, 15—16(21—23), 19(27), 21(29), 22(32), 27(38), 29(40), 30(42), Ч.IV 8(9), 18—19(23—24), зап. в с. Ясене, Стрыйского уезда 21 Ой устань, газдо, та твердо не спи, Гой, дай Боже! Та выйди ж собе на подворечко, Та подивися в чистое поле, А в чистом поле ходит ти Господь, Ходит ти Господь по тих роленьках, Кладе ж ти волы у три плуженьки, А молодчики та у чотыре. Ой устань, газдо, и проч. Кладе ж ти клячи в три борононьки. А жеребчики та у чотыре. Ой устань, газдо, и проч. Кладе ж стоженьки у три шароньки, Щирое злото та у чотыре. Ой устань, газдо, и проч. Кладе коровки у три чередки, А яловничок та у чотыре. Ой устань, газдо, и проч. Кладе бджолоньки у три лавоньки, А первенчики та у чотыре. Ой устань, газдо, и проч. Кладе ж ти сребло у три бодноньки, Щирое злото та у чотыре. Ой устань, газдо, и проч. Кладе ж рублики у три шкатулы, А червончики та у чотыре. 22 Господареньку, господиноньку, Гой, дай, Боже! Господиноньку, на имья Василю! Покажи личко та в оконечко, А з оконечка на подворечко; В тебе на дворе радость Божая: Все ж ти ся коровки та потелили, А все ж бычечки половенькии, Половенькии, жовторогии. Господаренку, и проч. Все ж ти ся клячки пожеребыли, А все коники вороненькии, Вороненькии, белокопыти, Белокопыти, золотогриви. Господаренку, и проч. Все ж ти сь овечки та покотили, Та покотили, поблизничили, А все баранци лаистенькии, Лаистенькии, круторогии. Господареньку, и проч. Все ж ти ся бчолки та пороили, Та пороили, попароили. 23 Чий же то плужок найранше выйшов? Ой, дай Боже! Васильив плужок найранше выйшов, Сам милый Господь волики гонит, Пречиста Дева естоньки носит, А святый Петро за плугом ходит, Естоньки носит, все Бога просит: Ой роди, Боже, жито, пшеницю, Жито, пшеницю, всяку пашницю! - Буде пшеничка Богу на хвалу, Богу на хвалу, людём на дару, Будут женчики все молодчики, Будут волоньки як повозоньки, Будут кононьки, яко звездоньки, Будут снопоньки, як дробен дожджик, Будут возити, в стоги стожити, А в ширь ширити, а в вись висити; А на вершечку сив сокол сидит, Сив сокол сидит, в море ся дивит В море ся дивит, рыбоньку ловит, Рыбоньку ловит господареви, Господареви на вечероньку, Господареви й господиноньце, Господиноньце й всей челядонце 27 Та вже ж до тебе в рок Бог приходит, Ой дай, Боже! В рок Бог приходит, три товариши: Первый товариш - ясне соненько, Другий товариш, та белый месяц, Третий товариш, та дробный дожджик. А що ж нам рече первый товариш, Первый товариш, ясне соненько? Ой як я зойду разом з зорями, Та врадуеся весь мир на земли - А що ж нам рече другий товариш, Другий товариш, та белый месяц? Ой як я зойду темнои ночи, То врадуеся весь мир на земли - А що ж нам рече третий товариш, Третий товариш, дробен дожджик? Ой як я зойду разом з зорями, То врадуеся жито, пшениця, Жито й пшениця, и всяка пашниця; А як я зойду месяца мая, То врадуеся весь мир на земли. 29 Чому ж так нема, як було з давна, Ой дай, Боже! Як було з давна а з первовеку, А з первовеку, з первопочатку? Святам Николам пива не варят, Святам Рождествам службы не служат, Святым Водорщам тройци не сучат, Ой брат на брата мечем рубае, Сестра сестрицы чари готуе, Ой кум на кума все ворогуе, Сусед суседа збавляе хлеба, А донька матерь все проклинае, А сын на вотця право тягае. 32 Ци спиш, ци не спиш, господареньку? Ой дай, Боже! Подведи ж собе сву головоньку, Зажжи свеченьку в праву рученьку, Та поди ж cоби до комороньки, Порахуй собе свою сумоньку: Ой червончики ба й на дзвононьки, А талярочки ба й на ризочки, Ой а рублики на образочки, Ой а дудочки ба й на свеченьки; Сами дзвононьки ба й задзвонили, Сами ризочки службу служили, Сами сь образы повдотваряли, Сами ся свечи позажигали, A все ся души порадовали. 38 Ой, через воду, та й через Дунай, Ой дай, Боже! Стоят мостоньки калиновии, Калиновии, покощении, Покощении жуковинами. Ой ишов ними господаренько, Тай зостречае два, три ангелы: Най Бог, помай Бог, господареньку! - Бодай здорови, два, три ангелы! - Ой де ж ты идеш, господареньку? - Ой я ж бо иду в рай дороженьки. - Верни ж ся з нами, а з ангелами, Право ж ти буде в рай дороженька. - Ой взяли ж его под плеченька, Та й понесли го в рай дороженьки, Та й принесли ж го идь костёлови, Та й занесли ж го ба й до костёла, Ой на престоле горят свеченьки, По за свеченьками стоят чашеньки, По за чашеньки сидят ангелы; Ой сидят, сидят, радоньку радят, Радоньку радят суборненькую, Суборненькую, неделненькую - Свята Пречиста словечка зрекла: Ой вы, ангелы, вы, Божи дети! Береть на себе церковии речи, Та йдете до церкви службы служити, Бо уже пошли дяки дзвонити. - Кому найперше? Богу святому, А по Богови - Божей Матери, А по Матери - господареви. 40 Гарный та пышный, пан господарю, Ой дай, Боже! Згорда ты собе ба й починаешь, Сивым коником ба й выграваешь, Коником граешь, царя вызираешь, Скоро ж то узрев, та й мечем извив, По поля коня, близько стременя. Ой царь неверный красно ся просит: Воте, пусти мя! Воте, зотни мя! - Нет не пущу тя; нет, не зотну тя, Ой поведу ж тя а в Руску землю, А в Руськой земле короля нема На королицю та й на столицю, Ой поведу ж тя чорным пожаром; Ой чорным пожар ножки подпалив, Що ж ему з ножок кровь выступае, Кровь выступае, след затанае, Ой чорный ворон ба й залетае, Та его кровцю ба й попивае. Бог му послужив, коник ся схопив, Ухопив же го на поля коня, По поля коня, близько стременя. 42 Ой долов, долов долов луженьки, Ой дай, Боже! Идут долов ними быстры реченьки, Ой плыне ж, плыне райское древце, Райское древце з трома вершечки: В одном вершечку сив соколонько, В другом вершечку сива купонька, В третьем вершечку сив ластовлята. Ой не е ж тото сив соколонько, Але е ж тото господаренько: Ой не е ж тото сива купонька, Але е ж тото ба й газдиненька, Ой не е ж тото сив ластовлята, Але е ж тото ей дитята. 9 Ци дома, дома, господареньку? Ой дай, Боже! Господареньку, чом Иваноньку? Кажут служеньки, що е вон дома: Сберемся, братья, ходем до него, Ходем до него на порадочку, Ой даст о вон нам мису золота, Мису золота, а другу сребла: Покуем собе золоты човна, Золоты човна, сребны веселци. Ударили ж човна по под парканы, Що ся парканы ба й поздригали, Що им вершечки ба й поспадали. (Запис. в Ясене Стрыйск. Окр. от Петра Плиша) 23 Ой шумит, шумит, гей, дубовонька, Ой дай, Боже! Зойшла ж ся и д ней вся громадонька: Чого жь ты шумиш, гей, дубровонька? Ой тож я знаю, чого я шумю, Бо в мене е чудное зверют, Чудное зверют, сиве оленют, В того оленя семьдесят рогов, Ой ходит за ним можный панонько, Можный панонько, чом Иванонько, Оно ж му каже: Ты за мнов не йди, Не труди собе рожну лаенку! Нe смугай coбе ясну зброеньку. Ой зойду ж бо я а в шуги-луги, А в шуги-луги, на быстры воды; Там ты мене ймеш, там ты мене вбьешь, Здоймеш из мене сиву шубоньку, Сиву шубоньку, та и роженьки, Та и роженьки и пароженьки, Прибьеш роженьки в новой свеилонце, А нароженьки а в пекаронце. Oй на роженьки будешь вешати, Будешь вешати, дороги шаты, На пароженьки ясны зброеньки, Сива шубонька пану на хвалу. (В Ясене Стрыйск. Окр. от Петра Плиша) 24 Ой наш панонько господаренько, Дай ему, Дай ему, Боже, добре здоровье а в дому! Господаренько чом Иванонько, Ой все ж вон coбе згорда починат: Ой ходит собе по ярмаркови, Ой ходит, ходит волыки бракуе, Которы лепши, все coбе бере, Которы плохши, служенькам дае. Ой наш панонько господаренько, Господаренько и проч. Ой ходит, ходит, кони бракуе, Которы лепши, все coбе бере, Которы плохши служенькам дае. Ой наш панонько, господаренько, Господаренько и проч. Ой ходит, ходит, коровки бракуе, Которы лепши, все собе бере, Которы плохши, служенькам дае. Ой наш панонько, господаренько, Господаренько, чом Иванонько, Ой все ж вон собе згорда починат: Ой ходит собе по ярмаркови, ОЙ ходит, ходит, овечки бракуе, Которы лепши, все coбе бере, Которы плохши, служенькам дае. (В Ясене Cтрыйск. Окр. от Петра Плиша) Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_454.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки Непосредственные соседи Гуцулов с запада, это Горяне и Подгоряне, называемые Бойки. Это название придается Русскому народу северного Карпатского склона, начиная от реки Ломницы к западу до истоков Днестра; следовательно, бойки занимают погорье Стрыйского и Самборского Уездов. …Замечательно, что сам народ никогда не назовет себя Бойком, а каждый отказывается от него с негодованием, на отрез, считая его обидным именем: Бойкнуло бы тобе в черев! Який я Бойко? Я такий же Русин, як и ты. Этнографическая карта русского народонаселения в Галичине, северо-восточной Угрии и Буковины. Составлена Я.Ф. Головацким. 1876 http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_448.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_240.htm II, 14(20), 18(25), 21(30), 23-24(33-34), 27(27), 28(29), 34(40), 32(45), зап. в с. Розгорчье, Стрыйского уезда (у Бойков) 20 А в нашего господаренька, Бог ему дав! Господаренька, на имья Василья, Та не завидуйте, милии братья, По двору ему калинови мосты: Мостами ходит сам Божий Господь: В правой рученце свеченьку носит, Токмит волики на три плуженьки, А на рок буде чом на чотыре. А в нашего господаренька, и пр. Токмит коровы на три оборы, А яловничок чом на чотыре. А в нашего господаренька, и пр. Токмит коники на три стаенки, А жеребчики чом на чотыре. А в нашего господаренька, и пр. Токмит овечки та на три струнки, А ярчатоньки чом на чотыре. А в нашего господаренька, и пр. Токмит пчолоньки та в три рядоньки, А пароики чом у чотыре. 25 Гордый та пышный, пан господарю, Ой дай, Боже! Пан господарю, на имья Василю, Ой згорда собе ба й починаешь, По над Хотенье коником граешь, Хотинци мовьят: То наш пан еде - А вдова мовит: То мой сын еде - По чем же сь его, нене, спознала?- - По кошуленце, по белым коню: На нем кошуля, як бел беленька, Як бел беленька, як лист тоненька; Де вона прана? - В краю Дунаю. А де кручена? - Коню в копыте; Де вна сушена? - В туря на розе; Де вна тачана? - В Львове на столе, В Львове на столе, та у костеле; Чем вна тачана? - Винным яблочком, Винным яблочком, золотым прянничком. 30 Чому ж так нема, як було давно? Ой дай, Боже! Святам Николам пива не варят, Святам Рождествам службы не служат, Святым Водорщам свечи не сучат, Ой бо вже давно, як правды нема, Бо вже ся цари повоёвали, А царь на царя войско збирае, А брат на брата мечом махае, Ой бо сын вотця до права тягне, Донька на матерь гнев поднимае, Ой бо кум кума зводит з розума, Сусед соседа збавляе хлеба. 33 Чому ж так нема, як було давно, Ой дай, Боже! Як було давно а з первовеку, Коли Жидове Христа мучили, Христа мучили, на муки брали, На розпятию гей розпинали, Клюков за ребра гей розбивали, Терновый венец на голов клали, Глогови шпильки за ногти били, Всяке деревце не лезло в телце: Червива ива ой согрешила, Исуса Христа кровцю пустила: Де кровця цяне - церковця стане, Де плечи впали - престолы стали, Де руки впали - там свечи стали, Де очи впали - там книги стали, Де личка впали - образы стали, Де зубы впали - дзвононька стали, Семи ся престолы позастилали, Семи ся свечи позажигали, Семи ся книги перечитали, Семи ся образы помалёвали, Семи ся дзвоны передзвонили, Семи ся службы переслужили, А все ся души порадовали, До пана Бога хвалу давали. 34 По мостах, мостах, по золотеньких, Ой дай, Боже! Ой ходят по них все колядники, Все колядники, и все братчики, А все братчики старии люде, А перейшла их Божая Мати, Та почала их выпытовати: Чи не бачили моего сына? - Ой хоть бачили, коли не знали. - Ой мой сынонько, господинонько, Господинонько, добродеенько. - Ой мы ж бачили, та в монастыри, Та в монастыри, коло престола, Служит службоньку все суборную, Все суборную, заздоровную, Та за здоровье усего миру: На нем ризочки гатласовии, На нем патрафиль сребный, шовковый, А нараквички гаптовании, На нем поясок жовтая свеча, На нем шапочка соболевая, На нем корона щирозлотая. II, 22(31), 33(47), Ч. IV, 3(2), 17(22) зап. в с. Синеводске, Стрыйского уезда (у Бойков) 31 О з давных давен а з первовеку Ой дай, Боже! Стоит ми церковця нова, Церковця нова побудована, Побудована, з трома вершечки, З трома вершечки, з двома оконцы, З двома оконцы, з райскими дверцы, А коло неи стежечка лежит, Надойшло ж нею два мысливчики, Та й высмотрели два голубчики, Та й взяли вни гей померяти, А они взяли дь ним промовляти: Меряй, померяй, а в нас не стреляй! Ой бо ж ми не е два голубоньки, Але ж бо мы е два ангелоньки. 47 Ой нема дома господаренька, Ой лелея! Господаренька, на имья Василя, Поехав же вон до Судомира, Що ж там поехав? - Суды судити. Що ж ему дано за тото суды? Ой дано ж ему та три селечка: А в одном селе - старии люде, А в другом селе - все парубочки, А в третем селе - усе девочки. Старыми людьми село порадне, Порубочками село горьежне, А девочками село весело. 2 Ой у нашего господарентя, Бог ему дав! Не завудуйте, милые братья, Бог ему дав! Госоодарентя, на имя Ивана, Подворенко му красно вметено, На том подворенькю светлонька стоит, А в той светлонце тисовы столы, А по тых столах тонки убрусы, А на тых убрусах все колачеве, Все колачеве, житны, пшеничны, Коло колачев жовтыи чаши, Жовтыи чаши с зеленым вином, С зеленым вином, с солодким медом, С солодким медом, с вареным пивом; За столом сидят три товарищи: Перший товариш ясен месячик, Другий товариш светлое сонце, Третий товариш сам Бог небесный, Перед ними стоит господаречко, Господарентя, на имя Иванко; Ой стоит, стоит, шапочку держит, Шапочку держит, низко ся кланят: Ой я вас прошу, три товариши, Ой я вас прошу, на що ми Бог дав, Ой я вас прошу, ежьте, та пийте! - Выхвалюеся перший товариш, Перший товариш, ясный месячик: Як же я зойду з вечера поздно, Ой я освечу горы, долины, Горы, долины, господарентя. - Выхвалюеся другий товариш, Другий товариш, светлое сонце: Як же я зойду в неделю рано, Я обогрею горы, долины, Горы, долины, темны лесове, Темны лесове, чистое поле, Чистое поле господарентя. - Третий товариш, сам Бог небесный: Як же я спущу дробного дожджу, Зрадуе ми ся весь мирный светок, Весь мирный светок, жито, пшениця, Жито, пшениця, всяка севбиця, Всяка севбиця господарентя (Запис. в Синеводску Вышнем Стрыйск. Окр. от Гриня Турчина) 22 Ци дома, дома, господаронтю? Ой дома! Не поведаут, ой дома! Що ояон дее? — Служит служебку, Служит служебку та у престола; Ходем же ему заколядуйме, Чей же й нам вон даст по колядочце, Чей нам отправит хоть по службочце. Ци дома, дома, господинова? Що ж она дее? — Колачи пече, Ходим же мы ей заколядуйме, Чей же нам вна даст по колядочце. По колядочце, по колачеви. Ци дома, дома, сыноньки ёго? Що ж они деют? — Листье читаут, Ходем же мы им заколядуйме, Чей же нам дадут по колядочце, По кодядочце, по червоному. Ци дома, дома, доченки ёго? Що ж они деют? - Хустоньки шиут Ходем же мы им заколядуйме. Чей нам дадут по колядочце, По колядце хоть по хусточце (В Синеводске Стрыйск, Окр. от Гриня Турчина) IV, 12(16), 14(17—18), 16(20), 20(25-26) зап. В Тишовнице Стрыйского уезда (у Бойков от Пилипа Саблаташа) 16 Ой наш паночку господаречку, В сем двору все Ангелоньки глаголят: Господаречку, на имя Иване, Ой подивися на кватырочку, Господь ти ходит по подворочку, Шаруе коровки на три желка, А яловничок все окромешне; А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Господаречку, на имя Иване, Ой подивися на кватырочку, Господь ти ходит по подворочку: Шаруе волоньки на три плужоньки, А чабанисты ба й на чотыре, Бычки третячки все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Господаречку, на имя Иване, Господь ти ходит чом по стаенках, Цугуе коники на три цугоньки, А вороны да й на чотыре, Ой а стрижечки все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Ой подивися на кватырочку, Господь ти ходит по кошароньках, Шаруе овечки на три струночки, А яловничок чом на чотыре, Ой а стрижечки все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Господаречку, на имя Иване, Господь ти ходит по пасеченьках Кладе пчолоньки на три лавоньки, А первенчики чом на чотыре, А неройнички все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Господаречку, на имя Иване, Ой подивися на кватырочку, Господь ти ходит по комороньках, Меряе гроши получвертками, Котры червоны полумисками, Белыми грошьми все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Господаречку, на имя Иване, Господь ти ходит а по избоньках, Шаруе суконьки на три шнуроньки, Котры блаваты чом на чотыре, А китаевы все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше. Ой наш паночку, господаречку, Господаречку, на имя Иване, Ой подивися на кватырочку, Господь ти ходит по загуменю, Шаруе стыртоньки на три шнуроньки, Яру пшеницю все окромешне, А на рок Бог даст та й еще больше 17 Ци спишь, ци чуешь, господареньку, А встань же! а встань же дь горе, Люба ти радость на дворе! Господареньку, на имя Иване, Подведи свою чом головоньку, Побуди свою чом челядоньку, Най си походит по светонькови, Як яры пчёлки по цветонькови, Кличе тя Господь на порадоньку, На оборонце любая радость, Любая радость, Божая милость: Коровы ти ся та положили, Все по быкови, по чабанови; Кобыли ти ся пожеребили, А все коники белокопыти; Овечки ти ся та покотили, Все баранчики круторожкии; Рои ся тобе та пороили, Та пороили, попароили. 18 На вметененку красно вметено, Дай ёму! Дай ёму, Боже, счастье, здоровье а в дому! Красно вметено перед светлоньков, А в той светлонце стоят столове. На тых столовех стоят убрусы, Стоят убрусы все ильчистые, По тых убрусах стоят повноньки, Стоят повноньки щирозлотныи, Щирозлотныи, з вином повныи. За столом сидит господаренько, Господаренько чом Иваночко, Перед ним стоять его служеньки, Ой стоят, стоят, шапочки держат, Шапочки держат, низко ся клонят: Ой наш паноньку, господареньку, Ой як мы тобе верно служиме. — — Bеpнo служите, я добре плачу. Мои служеньки барзо верныи, Береть ключи, а все дробныи, А гонеть волы, а все з оборы; Ой пойдете в чистое поле, В чистое поле, за Чорне море, Будем сеяти жито, пшеницю, Жито, пшеницю, всяку севбицю. Уродит нам ся як тихий Дунай, Богу на хвалу, людём на дору. Будем сбирати красныи женци, Красныи женци, девки, молодци, А с серпочками, як с месячками; Сберемо возы, як чорна хмара, Та повеземо а в чисте поле, Та искладемо широкий стожок. — На стожку сидит господаренько, Господаренько, чом Иваночко, Ой сидит, сидит, в море ся дивит, В море ся дивит, з рыбков говорит: Ой будешь, рыбко, пану на обед, Пану на обед, рано на уклон. 20 По загуменью плуженько оре, Та в ёго, та в ёго дому а все Ангелы глаголят! За плужком ходить сам Бог небесный, А Святый Павло волоньки гонит, А Святый Петро волоньки водит; А выйшла ж и дь ним Божая Мати: Ореть, сыночки, з дробна нивочки! Будем cеяти жито, пшеницю, Жито, пшеницю, всяку севбицю, Уродится нам як тихий Дунай; Будем сбирати красныи женци. Красныи женци, девки, молодци, А все серпочки, як месяченьки; Будем складати на три стырсоньки; Една стырсонька для насененька, Друга стырсонька для челядоньки, Третья стырсонька Богу на хвалу, . Богу на хвалу, людем на дору. 25 В папа Ивана на ёго дворе, Радуйся земле! Веселися, наш Боже, над нами! Стояло древо тонке, высоке, Тонке, высоке, листом широке; Из того древа церковь рублена, А в той церковце два, три, престолы: В першом престоле Святое Роздво, В другом престоле Святый Василий, В третем престоле Иван Хреститель. Святое Роздво нам радость принесло, Святый Василий Новый Год принес, Иван Хреститель воду перехрестив. 26 Ой из за горы з за небесной, Радуйся! Радуйся, земле! Сын нам ся Божий народив! Сам Святый Юрий коником играв, Коником играв, шабельков звивав, Шабельков звивав, бел камень лупав, Бел камень лупав, церковь муровав, А в той церковце трои дверечка, Трои дверечка, трои вершечка: Едни дверечка ой из сход сонця, Други древечка з под полуднечка, Трети дверечка из заход сонця. На едни входит сам Бог небесный, На други входит Сам Святый Павло, На трети входит Божая Мати, Божая Мати проскурниченька. Сам Бог небесный службоньку служит, А Святый Павло в здвононьки звонит, Божая Мати проскуры пече, Господареви за здоровленько Русские горцы (Бойки) Стрыйского уезда села Вышнего Синеводска в восточной Галичине Русские горцы (Бойки) Стрыйского уезда села, Вышнего Синеводска, над горним Стрыем в Восточной Гадичине. Здесь представлены два пожилых хозяина — Грин Береза и Иван Максимчук, женщина Полагна Бурдюкова, две девушки и парень, на дворе перед хатой. Мущины одеты в рубашках с шитьем на плечах, рубашка опущена по холошнях (суконных штанах) и подпоясана кожаным ремнем. Воротник ее застегнут шпинкой (металлической запонкой) с цветным стеклышком или политичкой (красной ленточкой). Далее у них надет овчинный кожух, каймленый белыми и черными кусочками козьей кожи, сверх того черный сердак (армякъ). У Гриня Березы через плечо повешена тобовка или тайстра (кожаная сумка без всяких украшений). На ногах кожаные постолы, подвязанные ремешками. На голове у одного кучма (высокая овчинная шапка с таким же верхом), другой держит в руке черную валяную шляпу с низким плоским верхом и широкими полями. Позади видны хата с еловых бревен, сложенных в ключи, соломой крытых, другие постройки и обороги наполнены сеном. Женщина имеет на голове чепец, под которым спрятаны подстриженные волосы, за тем голова обвита холщевой завойкой, концы которой падают вниз. У девушек заплетены косы с косо-плетками и повязаны цветным платком, которого длинный конец спущен на плечо. В праздники повязывают платок с чубом, т.е., павлиными перьями и веточками из посталя (Lunaria biennis). В уши вдевают ковточки (сережки). На шею вешают несколько ниток разноцветных бус с крестиками и медальончиками. Нижнее платье или обыкновенное холщовое, или же цветная юпка, сложенная в сборки (в ресы, ресная сподниця, сукня), с шерстяным фартухом (передником), которые опоясываются пунцовым гарусным поясом и чембором (красной лентой). Верхнее платье —черный сердак простого сукна, как у мущин, а зимой кожух (нагольный тулуп). На ногах сапоги или постолы. Удивительное противоположение бедности нынешних Бойков в одеянии и всей обстановке с богатством и довольством, воспевается в колядках и др. песнях. Там «господарь ходит по калиновым мостам и токмит волы на три плуги, коровы на три оборы, а яловник на четыре; ставит кони на три стаенки, а жеребчики на четыре, овечки на три струнки, а ярчуки на четыре», и пр. (II, 14). Там ему «кладут коп, як на небе звезд, и стоит господарь между копами, як ясень месяц между звездами» (II, 18). Сообразим, с какими изысканными прихотями приготовлялась девица, поджидая приезда своего милого. Она (II, 87): «Гатила гати дорогими шаты, Мостила мосты жуковинами, Садила сады все винограды, Вберала лесы паволоками, Сеяла поле дробнов жемчугов» и пр. Или сообразим содержание другой песни, в которой девушка величается своим нарядным платьем (II, 86): «Кобысь мя видев рано в неделю, Як стане мати мене вберати: Ой на ноженьки жовти чоботки, А на лядвонки кованый пояс, А на плечоньки пять чемерочок, А на пальчики сребни перстенци, На головоньку перлову тканку» и пр. Вот в каких высях парило когда-то воображение обедневшего ныне народа. Грустно становится слышать, как эти загнанные и убитые Бойки, ходя почти в рубищах и нуждаясь в первых потребностях жизни, безсознательно поют о богатствах и достатках, которыми некогда наслаждались их предки! Изображение снято с фотографических карточек, сделанных на месте Священником Иларионом Нижанковским, которых подлинники хранятся в Дашковском Этнографическом Музее в Москве. Обьяснения к изображениям http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_268.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_455.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки 3. Колядки, поемые хозяйкам (газдыням, господиням) IV, 32(4), Ч.II, 51(19), зап. в с. Хмелевке Станислав. уезда. 4 Ой при кирници, та при студници, Ой дай, Боже! Ой там черцеве воду святили, Воду святили, благословили, Та загубили золотый хрестик Ой була ж туды гладка стеженька, Ой ишла ж нею та газдиненька, Та газдиненька, на имя Mapия, Ой найшла ж она золотый хрестик. Та зостречае два, три, черцеве: Бог помогай, Бог помогай, та газдиненько, Та газдиненько, на имя Mapиe! — Бог дай здоровы два, три, черцеве! — Будем пытати а зведовати, Ой ци не знайшла золотый хрестик? — Ой хоть ем найшла, хоть ем не найшла, Що ж мене буде за переемец? — Будем за тебе Бога просите, Бога просити, службы служити, Не он за тебе, за господаря, За господаря, та й за деточки, Та й за деточки, за соседочки. (В Хмелевке от Василя Смеречина) 19 Десь ся взяла сива зазуленьки, Ой дай, Боже! Та й все осады пооблетала, Но у едном не бывала, Де ся церковь муровала; Муровали ей три ворлоньки, Ино един не муровав, Но им только розказовав: Кладет на спод беле каменье, По каменю сиру дубину, А по дубине та клениноньку, По кленинонце явориноньку, Под самый верх беле залезо, На самый верх золотый крест. - А в той церковце сам Бог попом, А дячата - янголята, Сами ся свечи посветили, Сами ся книги почитали, Сами ся службы поводправяли. IV, 33(6), Ч.II, 48—50(15-17), зап. в с. Глубоком, Станислав. уезда 6 Ой над Дунаем, над береженьком, Ой дай, Боже! Стоит ми, стоит, светлонька нова, Светлонька нова, гей, орехова, А в той светлонце сами столове, По за столове сидят особы, Сидят особы все ремеснички, Все ремеснички, самы шевцеве; Ой ладят, ладят червен сафиян, Ой газдынонце, на имя Марии. Ой над Дунаем, над береженьком, Стоит ми, стоит, светлонька нова, Светлонька нова, гей, opеховa, А в той светлонце сами столове, По за столове сидят особы, Сидят особы, все ремеснички, Все ремеснички, самы кравцеве, Ой ладят, ладят, дорогу шубу, Ой газдиненце, на имя Mapии. Ой над Дунаем, над береженьком, Стоит ми, стоит, светлонька нова, Светлонька нова, гей, орехова, А в той светлонце сами столове, По за столове сидят особы, Сидят особы все ремеснички, Все ремеснички, самы ткачеве: Ой ладят, ладят дорогой завой. Ой газдиненце на имя Mapии! (В Глубоком, от Павла Остапкова) 15 Стоит ми, стоит, светлонька нова, Ой дай, Боже! А в той светлонце гей газдиненька, Вна собе ходит, з члядью говорит, З члядью говорит, в кватырку ся дивит, Дивится, дивит, в чистое поле; Ой высмотрела дивное зверье, Дивное зверье, тура-оленя, На головце ж му та девять рожков. Ой крикнула ж вна на свои слуги: Служеньки ж мои найвернейшии! Берете ж собе шовкови сети, Други застройте яснии стрелы, Чей споймаете дивное зверье, Дивное зверье, тура-оленя. Як поймаете, вод разу вбьете, Вод разу вбьете, роги зщибете, Роги зщибете, шубу здоймете, Ой принесете, та й повесите, Та повесите в новой светлонце, В новой светлонце, чом на стенонце, Все ж тото буде гей газдиненьце. 16 Ой при кирници, при студеници, Ой дай, Боже! Ой там святии воду святили, Воду святили, хрест загубили. Ой була ж туди з давна стеженька, Ой ишло же нею гей газдиненька, Та зостречае два, три святии: Помай Бог, май Бог, гей газдиненька! - Бодай здорова, два, три святии! - Будем пытати а зведовати: Ой ци не найшла золотый крестик? - Ой хоть емь найшла, хоть емь не найшла, Що ж мене буде за переемец? - Будем за тебе Бога просити, Бога просити, службу служити. Не он за тебе, за господаря, За господаря, та й за деточки, Та за деточки, за суседочки. 17 Ой заспевали райськи пташеньки, В неделю, в неделю рано, зелене вино саджено. - Ой не спевайте, райськи пташеньки, Бо мой миленький з войны приехав, Та привез мене дар невеличкий, Дар невеличкий, жовти чоботы. Ой заспевали райськи пташеньки, и проч. Дар невеличкий, кованый пояс. Ой заспевали, и проч. Дар невеличкий, среберный перстень. Ой заспевали, и проч. Дар невеличкий, перлову тканку. IV, 33(5), эап. с. Хутькове, Станислав. уезда 5 По горе, горе, яра пшениця, Там светличенька стояла Каменная! каменная! Ой жала ж её молодиченька, Молодиченька, на имя Mapия, Надойшов же т ней завидй-завидко, Позавидовав же, гей, на пшеницю, Ой на пшеницю, й на молодицю, На молодицю, на имя Mapию: Завид-завидько, не завистуй же! Кобы ти прийшов в неделю рано, Як мене мати яне вбирати: Ой червён чобот на белы ножки, Злоты перстенци на белы ручки, Тонкий зовоець на головочку; Червён чоботки стискают ножки, Злоты перстёнци рученьки светлят, Тонкий завоець головку тисне. (В Хутькове от Дмитра Поповича) IV, 30(1), зап. в с. Синеводскe, Стрыйского уезда (у Бойков) 1 Ой в чистом поле Каменец стоит, Калино! Калино, вино! Винная моя ягода! На том каменци три прутки ростуты Един ми пруток, чом калиновый, Другий ми пруток, чом малиновый, Третий ми пруток, чом гореховый, На калиновом сив соколенько, На малиновом сива зозулька На гореховом яры пчёлоньки: Зорчи словечко, господинечко, Господинечко, на имя Maриe: Сив соколочку, не квили рано, Не пробуждай ми господаренька; Теперь приехав з ярмаровочки, З ярмаровочки, з Ходоровочки, Там ми вторговав не великий торг, Не великий торг, три коровици, Три коровици, а все три сивыи. — Ой в чистом поле Каменець стоит и проч. - Зорчи словечко, господиночко, Господиночко, на имя Mapие: Сива зазулька, не куй раненько, Не пробуждай ми господаренька, Теперь приехав з ярмаровочки, З ярмаровочки, з Ходоровочки. Там ми вторговав не великий торг. Не великий торг, чотыри волы, Чотыри волы все сивенькии. — - Зорчи словечко, господиночко, Господиночько, на имя Mapиe: Яры пчёлоньки, не бренеть рано, Не пробуджайте господаренька, Теперь приехав з ярмаровочки, З ярмаровочки, з Ходоровочки, Там ми вторговав барз великий торг, Барз великий торг, жовты чоботки, Жовты чоботки, золотый перстень, Золотый перстень, стучковый рантух, Жовты чоботки з тиха ступают, З тиха ступают, огню давают, Золотый перстень пальчики красит, Стучковый рантух головку клонит, За здоровлечко господеренька. (В Синеводске от Гриня Турчина) IV, 131(1), поется в разных местах Станислав. и Стрыйск. уездов Ой куры, куры, не пейте рано, Гей, дай, Боже! Бо мой миленький з войны надьехав, Привёз вон мене дороги дары, Дороги дары, жовти чоботки. Ой куры, куры не пейте рано, Гей, дай, Боже! Бо мой миленький з войны надьехав, Привёз вон мене дороги дары, Дороги дары, тонку сукенку. Ой куры, куры не пейте рано, Гей, дай, Боже! Бо мой миленький з войны надьехав, Привёз вон мене дороги дары, Дороги дары, кованый пояс (другие поют поязд) Ой куры, куры не пейте рано, Гей, дай, Боже! Бо мой миленький з войны надьехав, Привёз вон менe дороги дары, Дороги дары, тоненький рубок. Жовти чоботки следоньки робят, Тонка сукенка следоньки мете, Кованый пояс лядвоньки ломит, Тоненький рубок головку клонит, Головку клонит святому Богу, Святому Богу аж идь милому. А за сим словом бувай здорова, Бувай здорова, господиненько, Не сама с собою, сь господареньком, Из усем домом, со святым Богом! 4. Колядки, поемые вдовам (вдовицам) II, 47(13), зап. в с. Глубоком, Станислав. уезда 13 Стоить ми, стоить, светлонька нова, Ой дай, Боже! Светлонька нова, гей, орехова, А в той светлонце сами столове, По за столова сидят особы, Сидят особы все ремеснички, Все ремеснички, сами шевцеве, Ой ладят, ладят та червон сафян, Гей газдиненце чом удовонце. Стоит ми, стоит, светлонька нова, и пр. Сидят особы все ремеснички, Все ремеснички, сами кравцеве, Ой ладят, ладят дорогу шубу, Гей газдиненце, чом удовонце. Стоит ми, стоит, светлонька нова, и проч. Сидят ми, сидят все ремеснички, Все ремеснички, сами ткачеве, Ой ладят, ладят дорогий завой, Гей газдиненьце, чом удовонце. II, 50(18), зап. в с. Хмелевке, Станислав. уезда 18 Ци дома, дома, хороша вдова, Ой дай, Боже! Хороша вдова, та й Иваниха? Кажут служеньки, що нема дома, А мы знаемо що, е вна дома, Ой ходит собе в новой светлонце, Та й носит ключи при левой руце: Едни ключики то вод светлоньки, Други ключики вод комороньки; Носит ключики все дробненькии, Все дробненькии, не еднакии. На подворочку грушечка щепка, Красно зацвела, та не зродила. Як з грушки щепки цветочек паде Тож так удовин светочек иде. IV. 105(I), зап. в с. Черном Потоке, Станисл. уезда Ой вставай, вставай, кречная вдова! Ой дай Боже! А вставай, вставай, дворы выметай, Приедут до тя три Цари в гости: Один Царенько — ясное сонце, Другий Царенько — та ясный месяц, Третий Царенько — та дробен дощик. - Чим ся похвалиш, перший товариш, Перший товариш, ясное сонце? — Я ся похвалю, бо як я зойду, Бо як я зойду на Роздво рано, Израдуются в звонице звоны, В звоннице звоны, в церкви престолы. — Чим ся похвалиш, другий товариш, Другий товариш, ты ясный месяц? — Я ся похвалю, бо як а зойду, Бо як я зойду темной ночи, Темной ночи ой о повночи, Израдуется гость у дорозе, Гость у дорозе, сено в полозе, Рыбка у море, а зверка в поле. — Чим ся похвалиш, третий товариш, Третий товариш, з дробины дождик? — Я ся похвалю, бо як вспаду, Три разы Мая, Мая месяца, Зрадуе ми ся жито, пшениця, Жито, пшениця, всяка пашниця. - Ой дай, Боже! II, 48(14), зап. в с. Ясене, Стрыйского уезда 14 Стратили лето кречни молодци, Ой дай, Боже! Та подарочки поклапаючи, Гей газдиненце, чом удовонце. Прийшли ж до неи трои гостеньки, Принесли еи три подарочки. Един подарок - хустка шовкова, Другий подарок - кованый пояс, Третий подарок - золотый перстень; Хустка шовкова на белу шию, Кованый пояс та на лядвоньки, Золотый перстень на белый пальчик. А за сим словом бувай здорова, Бувай здорова, хороша вдова, Не сама с собов, з усев челядков, И з сыноньками, и з доненьками, А з усем родом! и проч. Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_456.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки 5. Колядки, поемые хозяйским сынам, парням и мальчикам (газдовским сынам, леденям, паробкам и хлопцам) IV, 114-118(1-4) зап. в с. Космач Коломыйск. уезда (у Хуцулов) 1 (Ср. 711; II, с.54,63,64) Гордый та пышный Пане Василю, Гой, дай, Боже! Эй, що ж ты собе започиваеш? Лиш по под Ильвов конем играеш? Конем наверне — Львов се издрыгне, Що все вершечки пообпадали. Bсe се мещаче повыхапяли: Пане Василю, просимо тебе, Просимо тебе, не роби того; Ой най мы тебе перепросимо! - Выводя ему коня у сребле. Не подививсе, не поклонивсе. Гордый та пышный и проч. Лиш по подо Львов конем играе, Конем наверне, Львов се издрыгне, Що все вершечки пообпадали, Все се Жидове повыхапяли: Пане Василю, просимо тебе, Просимо тебе, не роби того; Ой най мы тебе, перепросимо! - Вынося ему сребло та й золото. Не подививсе, не поклонивсе. Гордый та пышный и проч: Лиш по подо Львов конем играе, Конем наверне, Львов се издрыгне, Що все вершечки пообпадали, Все се Панове повыхапяли: Пане Василю, просимо тебе, Просимо тебе, не роби того; Ой най мы тебе перепросимо! - Выводя ему девочку в венку: И подививсе, и поклонивсе. Ой на здоровье, Пане Василю! Ой здоров, здоров, та не сам собов, Нe сам собою, с вотцем, маткою, С вотцем, маткою, с всев челядкою, С всев челядкою та с домовою. Гой, дай, Боже! 2 Ой гордый та пышный Пане Василю, Гой, дай, Боже! Ой з горда собе та и починаешь. По под Хотенье коником граешь. Гой, на коня сев, фур, фур подо Львов, На Львов наверне, Львов ся здрыгне, А все Львовяне, а все мещане, Выносе ему сребло а злото, Вон на тото ни подивився, Шапку не знев, ни поклонивсе. Ой гордый та пышный и т.д. Выносе ему сто червоных и пр. Ой гордый та пышный и т.д. Выносе ему красную девку, Красную девку в крещетом венку, А вон то то та й подивився, Шапочку здоймив, та й поклонился: Дякую вам, велики Паны, За вашу волю, за мою долю. Гой, дай, Боже! А по сем слове бувай нам здоров! и проч. 3 Гордый та пышный Пане Василю, Гой, дай, Боже! З горда ты собе ба й починаешь, По под Хотенье конем играешь, Хотенски замки та й розбиваешь. Хотенцы кажут: То наш Пан еде. - Его мамка выйшла: То мой сын еде. - По чём же ты го та испознала? - Познала его по кошуленце: Его кошуленька як бел беленька. - Де вна золена? — В новых зольницях. - Де вона прана? — Края Дуная. - Де вна кручена? — В кони в копытах. - Де вна сушена? — В тура на розех. - Де вна тачена? — В новом дворе. А в новом дворе, на тисовом столе. - Де вна вбирана? — На райских дверях. - Гой, дай, Боже! Ой за сим словом, будь, сынку, здоров, Не сам с собою, з вотцем, з мамкою, Всев с челядкою та й домовою. Гой, дай, Боже! Та й встань идь нам, та й подекуй нам, Що мы коледовали с коледничками, С коледничками коледовали, От ек зазульки защебетали От ек ластовочки в новом побое, Ек вывужечка при тузе в лузе, Ек перепеличка в ярой пшенице, А бысте сесь рок в мирности опроводили А другого та й дочекали! 4 (ср. Т.II, с.8,16,17) А в мене поле близко дороги, Гой, дай, Боже! Там оре плужок осмеречкою, А за ним ходит та наш Пан Василь, Приходит дь нему его пан отец: Ой ори, сынку, из дробна нивку, Посеем на ней еру пшеничку. А вроди ж, Боже, серебло стебло, Серебло стебло, женцеви зерно, Сберемо женцев хлопцев молодцев, А вязаночок файных девочок. Сберемо возы на три обозы, Завезем его края Дуная, Там скидаем стог, як на небе звезд, Завершим его сивым соколом, Сив сокол сидит, в Дунай се дивит, В Дунай се дивит, с визов говорит: Ой визо, визо, славная рыбо! Де бы нам бути с тобов у купе? Ой будемо ж мы в Пана Василя, В Пана Василя там на обеде. Ой тобов, визо, стрельбы костити, А мнов, соколом, стрельбы перити. Ой на здоровье, Пане Василю! Гой, дай, Боже! II, 63(15), зап. в с. Микитинцах, Коломыйск. у. 15 Ой в чистим полю, по оболоню, Ой дай, Боже! Кречный молодец коником грае, Коником грае, войсько збирае, Восько збирае, под Львов рушае. Вийшли идь нему два Киевляне, Два Киевляне, оба мещане, Винесли ему мысу червоных, А вон на тое и не погляне. Ой в чистом полю, и проч. Вивели ему коника в дар, А вон на тое и не погляне. Ой в чистым полю, и проч. Вийшли идь нему два Киевляне, Два Киевляне, оба мещане, Два Киевляне и две Киянки, И две Киянки, обе панянки, Вивели ему кречную панну, А вон ся им кречно кланяе, Барзо дякуе, шапочку здоймае. Взяв же вон еи за белу рученьку, Повев же еи все долинами, Все долинами, все дубровами, Та крещачими все барвенками; Привев же ей идь пан отцеви, Идь пан отцеви, идь пани матци: Ой мой пан отче, та й пани матко! Привев емь вам за невесточку, За мнов дружити, вчити робити, Вчити робити, шитенка шити. IV, 53(28), 58(33), зап. в с. Ляховцах Станислав. у. 28 Ой из за гор, а з полонины, Ой дай, Боже! Выйшла ж ми вотти турма овечок, Ай а за ними три вовчарики, Вынесли coбе две, три, трубоньки: Ой един вынес ба й роговую, А другий вынес ба й костяную, А третий вынес ба й золотую. Ой як затрубит а в роговую, То чути ж було а в Московщину; Ой як затрубит а в костяную, То чути ж було а в Угорщину; Ой як затрубит а в золотую, То чути ж було по под небеса, Пo под небеса, аж на небеса. (В Ляховцах от Михайла Бесагия) 33 Кречный молодче, на имя Василю, Ой дай, Боже! Що з горда ходишь, з бучна починаш? Хвалився конем перед Королем: Такого коня нема в Короля, Та як у мене у молодчика: Золота грива коня покрыла, Шовковый хвостик землицю мете, Срёбны копыта кремёнь лупают, Кремёнь лупают, церковь муруют. Церковь муруют на две оконци, На две оконци, на трети дверци: В едно оконце сонёчко сходит, В друге оконце месяц заходит , А в третьи дверци сам Господь ходит; На нём шубонька за сто червоных, Кобы ж мы знали, где вна куплена? - А вна куплена в Львове на торзе. - Кобы мы знали, где вна плачена? - А вна плачена на тисовом столе. - Кобы ж мы знали, где она прана? - А она прана в краю Дунаю. - Кобы ж мы знали, где вна сушена? - А вна сушена в тура на розе. - Кобы ж мы знали, чим вна тачена? - А вна тачена срёбным праничком, Срёбным праничком, винным яблочком. (В Ляховцах от Михайла Бесагия) IV, 41(11), Ч.II, 60(12), 65(18), 69(24), зап. в c. Глубоком, Станислав. у. 11 Ой в горе, в горе, в шовковой траве, Ой дай, Боже! Стоит ми, стоит, высокий намёт, А в том намете золотый стольчик, На том стольчику гордый пан сидит, Гордый пан сидит, на имя Василько, Двома яблучкы подкидаючи, Трема горешкы все цитаючи; Выцитав коня та з под Короля. Ой нема жь никде й такого коня, Як у нашего пана Короля: Золота грива коня окрыла, Срёбны подковки землицю пишут, Кленовы ушка рады слухают, Шовковый хвостик следа замётав. (В Глубоком от Павла Остапкова) 12 Зачорнелася чорна горонька, Ой дай, Боже! Выйшла з за неи чорна хмаронька, Чорна хмаронька, овец турмонька, Выйшов за ними гордый молодец, Гордый молодец на передовец, Заперезався, гей, ожинкою, За тов ожинков две, три трубоньки: Една трубонька - та роговая, Друга трубонька - та медяная, Трета трубонька - та зубровая. Ой як затрубив а в роговую, Пошов голосок ай по под лесок; Ой як затрубив та в медяную, Пошов голосок по верховинах, По верховинах, по полонинах; Ой як затрубив а в зубровую, Пошли голоса по под небеса 18 Ой в леску, в леску, в зеленом песку, Ой дай, Боже! Стоит ми, стоит, шовковый намет, На том намете золотый стольчик, На том стольчику гордый пан сидит, Гордый пан сидит в виграны грае, В виграны грае, красно спевае: Приходят дь нему три панны з Ведня, Три панны з Ведня, в золоте, в сребле: Помай Бог, май Бог, гордое паня! Хто ж тебе навчив в виграны грати, В виграны грати, красно спевати. - Навчила ж мене родная мати В виграны грати, красно спевати, Три разы, разы, в ночи встаючи, А в вине, в меду все купаючи. 24 Ехав молодец з Угор до Русиц, Ой дай, Боже! Та вез же собе троякий напой: Един напоец - кудрое пиво, Другий напоец - медок солодкий, Третий напоец - шумна горелка. Кудрое пиво сам буду пити, Медок солодок любку поити, Шумна горелка отцу та матце. А за сим словом бувай же здоров, Бувай же здоров, кречный молодче, Не сам з собою, з отцем, з маткою, З отцем, з маткою и з всев челядков, Ой з братчиками и з сестричками, Тай й усем родом, кречным обходом! Дай же, ти, Боже, в городе зелье, В городе зелье, в дому веселье, В дому веселье барзо весельне, Барзо весельне, на славу втешне! Рости ж великий, будь долговечный, Будь долговечный, будь Богу вдячный, Будь Богу вдячный, людем величный, Отцу и матце на утехочку, А добрым людям на порадочку Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_457.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_449.htm Ф.Ф. Аристов. Карпаты - общеславянская прародина http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_669.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Подел часу у Русинов 25 декабря 2016, 08 часов 54 минуты - Луна (Ф= 0,14) в апогее на расстоянии 405868 км (центр Земли.- центр Луны). Ехав молодец з Угор до Русиц, Ой дай, Боже! Та вез же собе троякий напой: Един напоец - кудрое пиво, Другий напоец - медок солодкий, Третий напоец - шумна горелка. Кудрое пиво сам буду пити, Медок солодок любку поити, Шумна горелка отцу та матце. А за сим словом бувай же здоров, Бувай же здоров, кречный молодче, Не сам з собою, з отцем, з маткою, З отцем, з маткою и з всев челядков, Ой з братчиками и з сестричками, Тай й усем родом, кречным обходом! Дай же, ти, Боже, в городе зелье, В городе зелье, в дому веселье, В дому веселье барзо весельне, Барзо весельне, на славу втешне! Рости ж великий, будь долговечный, Будь долговечный, будь Богу вдячный, Будь Богу вдячный, людем величный, Отцу и матце на утехочку, А добрым людям на порадочку Подел часу у Русинов Народы словенскии по за як из давных давен досягли уже досыть высокий ступень образованья и просвещенья; они запевно знали и поделити час на годы, месяци и пр. Е також подобность, що и знали якуюсь еру, часословие, ак то учен. проф. Кухарский из песни Игоря доводил из слов «на седмом веце трояновом», але ничого певного не маем; про те нам лиш того льзя догадовати ся, що в старине розличали век, столетье, яко бы век житья человечого. Слова: рок, год, лето — и од тых же похожи: второк, втогод, такрок; на безрок, рочини (rocznica); полроку, полгода; роковой, годовый, речняк, годовик; потом головный подел року на чотыре поры: весна, лето, зима, осень — и од них похожи: весняный, летний, зимовый, осенный; весне, лете, зиме, в осени — суть слова не только у нас Русинов уживани, але и всем прочим Словенам сполни, и показуют давнину выображения о поделе часу. Легко також у всех народов Словенских выследити, що у предков ихже из давных давен було поделение року на месяци, т.е. же имели месячный рок, и, видит ся зачинали од лета, для того каже ся «новелето». Месяци свои числили од нового до нового, так як и доси наш народ числит и розличае месяц небесный (на небе) од книжного. Мают також нашии люде имена на мены месячни: нов, новый месяц, в песнех: молодый месяц (росийск. молодик). Месяц полный называе ся подполня; в четвертях месяц не мае иного назвиска, лише як в песнях «месяц перекрой»: Ой месяцю, перекрою! и пр. або як в приговорце: Коли месяц в серп, То чаровници Едут на граници. Здае ся, що месяц величано колись именем «Князя», для того у Поляков и доси Я.Ф. Головацкий. Подел часу у Русинов. Из сборника - Венок русинам на обжинки (издан в Вене, 1847, том 2), с.240-254 http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_675.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Я. Головацкий. Очерк старославянского баснословия или мифологии. Львов. Типом Ставропигийского института. 1860 Праздники и игры языческие…Третий праздник у Славян отправлялся зимою в тое время, когда солнце доходило до самой меньшости своей силы и поверталося снова на весну, когда зима борется с летом (т.е. зимовый слоноворот). — Праздник тот имее основание в обще человеческом мифологическом понятии о рождении светла. В Персии праздновали Мигрган в конце Декембрия и называли праздником рождения непобедимого солнца. Подобно тому и в Египте жрецы торжествовали рождение Озириса. У Римлян тогда отправлялись Януарские Календы, называвшейся также Natales Solis invicti. Тот праздник принадлежал также и к поклонению Митре, называвшемуся непобедимым солнцем. У Славян был в тое время праздник, именуемый теперь Колядою. У Славян отправлялся он в отношении религиозном в честь рождающегося солнца; из чого належит заключити, що год Славяне начинали с зимового поворота солнца (слоноворота). Святовит пораженый на время Чернобогом, возстае и начинае свою деятельность оживления природы. А понеже солнце совершае деятельность свою постоянно и сначала оно являеся в малом виде, то от того образовалось понятие у всех языческих народов о рождении и детинстве светлоносного начала в годичном его быте, оттого и произошло изображение женщины (олицетворенной природы) с младенцем. — Вероятно, що то был также праздник сотворения мира, ибо в некоторых обрядных песнях о том говорится совершенно по языческим понятиям. В тое время совершалися игры и гадания розличного рода и приносилися жертвы. В отношении семейственном той праздник имел здается то значение, що тогда составлялся хоровод на весну и освящался религийными обрядами. В земледельческом отношении имел он также свое значение. Обычаи щедровати и отчасти колядовати и виншовати на новый год у Русинов суть преимущественно земледельческие. Певцы (колядники или щедраки) под окном прославляют обилие и счастие хозяина и желают ему такогож благоденствия и на другий год. Обычай посыпания зерен на новый год имел, здается, значение освящения зерен приготовляемых для посева. Такии то были годичныии праздники древних Славян соответствующих годовому кругу солнца, из чего видно, главным основанием що того круга было поклонение солнцу. Я. Головацкий. Очерк старославянского баснословия или мифологии. Львов. Типом Ставропигийского института. 1860, 111с. http://starieknigi.info/liter/G.htm pdf 7,2Мб А за сим словом бувай же здоров, Бувай же здоров, пан господарю, Не з собою, из газдинею, Из газдинкою, зо всев челядков, Из сыноньками, из доненьками, А з усем родом, з кречным обходом! Дай же ти, Боже, в поли урожай, В поли урожай, а в гумно звожай, А в гумне хлебно, в оборе вбойно, В дому весельно, на славу втешно! Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки IV, 127—130(1—4), поются в Станислав. и Стрыйском у. Колядки Стрыйского и Станиславско Округов I. Господарю, либо паробку 1 Ой рано, рано, куроньки пели, Радуйся, радуйся, земле, Сын то ся Божий пародив! Ой ище раньше наш Панок устав, Ой устав, устав, три свечи всукав: При одной свече личенько вмывав, При другой свече суконки вбирав, При третей cвече коника седлав, Коника седлав, с конев розмовляв: Ой коню, коню, продам я тебе. - Ой Пане, Пане, не продай мене, Погадай собе, цы не жаль тобе! Я тебе вывез з под трёх побоев: А з под одного, з под Цесарского, А з под другого, з под Московгкого. А з под третёго, з под Турецкого. Он як емь тя вез з под Цесарского, За нами кули як гром гремели; Ой як емь тя вез з под Московского, За нами кули як дождь шумели; Ой як емь тя вез з под Турецкого, За нами кули землю пороли. Ой як нас Турки в Дунай загнали, Едни втонули, други сплынули, А я як скочив, та й не замочив, А ни стременця, тебе молодця II. Паробку, или хлопцу 1 (Т.II с.38,41) По над Хотенье коником грае, Гой, дай, Боже! Коником грае, грае, грае, Ездит, поездит, гордое паня, Кличе, покличе Турского Царя: Ой выедь, выедь, Турецкий Царю, Най мы с собою пожертуемо, Най мы коники потребуемо, Чий коник швидший, чий лучок шугший! - Нашого Пана, Пана Ивана, И коник швидший и лучек тугший, Зняв головоньку на копеёнку, Занёс вон его у свои краи, Людём на хвалу, собе на славу. А за сим словом бувай же здоров, Бувай же здоров, гречный молодче, Гречный молодче, чом Иваненьку, Не сам с собою, с вотцём, с маткою, И с усем домом, со Святым Богов! 2 А где ты едеш, гайный Паничу, На коню, гей, гей, на коню. Злоте перенько по нёму? - Ой еду ж бо я та й до батенька? - Що ж ты му везешь за подарунок? - Ой везу ж я му дробну шапочку. - А где ты едеш, тайный Паничу? На коню, и проч. - Ой еду ж бо я та й до матёнки. - Що ж ты ей везеш за подарунок? - Ой везу ж я ёй тоненький рубок. - А где ты едеш, гайный паничу, На коню, и проч. - Ой еду ж бо я та й до братенька. - Що ж ты му везешь за подаронок? - Ой везу ж я му срёбну шабельку. - А где ты йдешь, гайный паничу. На коню, и проч. - Ой еду ж бо я та й до сестрици. - Що ж ты ей везеш за подарунок? - Ой везу ж я ей павяный венок. - А где ты едеш, гайный паничу? На коню, и проч. - Ой йду ж бо я та й до милои. - Що ж ты ей везеш за подарунок? - Ой везу ж я ей сребный перстенец 3 (Т.II. 63,64,15,16,17) А в чистом полю, на оболоню, Грай, коню, грай, кониченьку Темносивенький, зо мною! Коничок грае, войско збирае, Войско збирае под Ильвов жене, Под Ильвов жене, Львов розбивае: Пустив стрелонькн по верх муроньков, Выходит дь нему три Ильвовяне, Три Ильвовяне, славни мещане, Выносят ему много червовых, А вон на тое не поглядае, Горьше буяе, войско збирае, Войско збирае, Львов розбивае: Пустив стрелоньки до пов муроньков, Выходят дь нему три Ильвовяне, Три Ильвовяне, славни мещане, Выводят ему коника в седле, Коника в седле, шабельку в сребле, А вон на тое не поглядае, Горьше буяе, войско збирае, Войско збирае, Львов розбивае; Пустив стрелоньки по под муроньки, Выходят дь нему три Ильвовяне, Три Ильвовяне, славни мещане, Выводят ему гречную панну, А вон на тое барзо глядае, Барзо глядае, низко кланяе. 4 (Русалка Днеcтp. с.37) А з горы, з долу, ветер повевав, Ой, дай, Боже! Дунай высыхав, зельём заростав, Зельем трепетём, вшеляким цветом; Дивное зверье спасае зелье, Спасае зелье сивый оленец, На том оленце пятьдесят рожков, Пятьдесят рожков, один тарелец, На том тарелце золотый стольчик, На том стольчику чемный молодец, На гусли грае, красно спевае, Надойшов дь нему батенько его: Ты, сыну, сидиш, а нич не видиш Турки, Татаре, Подгорьи взяли, В полон забрали, долов погнали. - Седлай ми, тату, коня быстрого, Злагодь ми, тату, меча острого, Най я поеду, Турки догоню. Мое Подгорье назад оберну, Назад оберну, красче осаджу! - Ой як их догонив, Так их розронив. Свое Подгорье назад обернув, Назад обернув, красче осадив, Ой осадив вон три села людьми: Ой та одно село старыми людьми, А друге село паробочками, А трете село девчиноньками: Старии люде усем судили, А паробочки в войску служили, А девчиноньки шитенька шили Русский парень Стрыйского у. села Петранки и горец Станиславск. уезда села Пасечной в восточной Галичине Два крестьянина: Подгорянин, Стрыйского Уезда, села Петранки, и Верховинец (горец), Станиславского Уезда, села Пасечной. Первый oдет в нагольный кожух (овчинный полушубок), сверх которого на один рукав накинут сердак (армяк) с голубыми петлями и окаймлен такими ж шнурками, на шее подвязанный длинными петлями с большими кистями. На голове кучма (высокая барашковая шапка) о круглым верхом. Наконец синие шаравары (убранье) и сапоги с высокими голенищами дополняют убор. В одной руке палочка, в другой люлька (трубка). Верховинец имеет шитую на воротнике сорочку, спущенную посверх шаровар, подпоясанных ремнем. Сверху того киптарь (полушубок без рукавов), окаймленный кусками белого и черного меха с красными сафьянными полосочками; на плечи накинут черный суконный сердак, шнурком отороченный; на голове шлык (шапка) с суконным верхом и меховым опушком (околышком). Он обут, как все Горцы, в кожаные красные постолы, зашнурованные черными ремешками. В руке палка. У обоих длинные локоны волос спадают на плечи. Страна гористая. Изображение с акварелей, снятых с натуры живописцем А. Дзбанским, высланных мной в 1867 году на Этнографическую Выставку, теперь хранится в Дашковском Этнографическом Музее в Москве Обьяснения к изображениям http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_268.htm Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_457.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки II, 608—610(47-50), зап. в с. Княжевском, Стрыйск. у. 47 Ой загневався сын на батенька, Гой, дай, Боже! Вылучив собе ворон з стаденька, Ворон з стаденька та й кониченька. Займив же ёго на тихий Дунай, На тихий Дунай, золоты мосты, Золоты мосты завалилися. Ворон з стаденька потопилося, Ворон з стаденька та й кониченько. Ой жаль ми, не жаль за всем стаденьком, За всем стаденьком, за кониченьком, Ой, бо он мене добре нотовав, А ушеньками слухи слуховав. А оченьками звезды раховав, А копытами бел камень лупав, Бел камень лупав, церковь муровав, С трома воконцями, с трома дверцями: Одно ж оконце ясное сонце, Друге ж оконце чом ясен месяц, Трете ж оконце ясна зорниця; Одними ж дверци сам Господь ходит, Другими дверци Свята Пречиста, Третими ж дверци Святый Николай; Святый Николай ставь до престола, Службу служити, Бога просити, Бога молити, та за здоровье. Ой за сим словом будь же ми здоров, Можный паноньку, чом Ивасеньку! Винчуемо ти щастьем, здоровьем, Щастьем, здоровьем, доленькою доброю, Веночком ясным, девчатем красным. 48 Ой заказано в неделю рано, Гой, дай, Боже! Ой заказано всем на войночку, Кто сынка мае, най выправляе, А кто не мае, та най наймае, Мала вдовочка вдного сыночка, Выправляла ж го гей на войночку: - Иди ж ты, сыночку, гей на войночку, Наперед войска не выдавайся, А з заду войска не зоставайся! - Молоде паня на то не дбало, Перед Королем играло конем, Перед паничем рубало мечем, Перед гайдука стреляло з лука: Нема в панича такого меча, Нема в Короля такого коня; Бо в мого коня золота грива, Шомковый хвостик заметать мостик — Ой за симь словом и проч. 49 А в поли, поли, близко дороги, Гой, дай, Боже! Стоить наметы з белаго шовку, А в том наметце бела постелька, А в той постельце Царьское дитя, Царское дитя а в карты грае, А в карты грае, красно спивае. - Кто ж тебе навчив а в карты грати, А в карты грати, красно спевати? - Мене ж навчила ненька старенька, Тричи мя в ночи повиваючи, Швидким пруточком вышвикуючи, Солодким медком нановаючи, Червоным ябком подхиткуючи. - Ой за сим словом будь же ми здоров и проч. 50 Ой из за горы, з за полонины, Гой, дай, Боже! Выходит же ми чорна хмарочка, Ой не е ж то ми чорна хмарочка, Ой е ж то ми овец гурмочка, Иде ж перед них овчариночка, Заперезався трома ужевками, А за ужевками три трумбеточки: Одна трумбета гей дубиная, Друга трумбета гей ценовая, Трета трумбета гей золотая. Ой чути, чути в чистое поле, Ой як затрубит а в дубиную; Ой чути, чути а в лесы, боры, Ой як затрубит а в ценовую; Ой чути, чути аж на небеса, Ой як затрубит а в золотую. Ой за сим словом будь же ми здоров, и проч. II 61—62(13—14), 65(19), Ч.IV 43(14), 45(18), 48(21), 52(27), 56(31), зап. в с. Ясене Стрыйск. у. 13 Ой рано, рано, куроньки пели, Ой дай, Боже! Ой а ще ранше наш панок устав, Ой устав, устав, три свечи зсукав: При одной свече личенько вмивав, При другой свече шатоньки вберав, При третей свече коника седлав, Ой седлав, седлав, в поле выежджав, В поле выежджав, з конём розмовляв: Ты коню сивый, будь ми счастливый, Будь ми счастливый на три дорозе, На три дорозе, та у три земли: Одна дорога - та в Волоськую, Друга дорога - та в Немецкую, Трета дорога - та в Турецкую; З Волощины йде - волики веде, З Немеччины йде - грошики несе, З Туреччины йде - коники веде; Ой воликами на хлеб робити, А грошиками войську платити, А кониками з войськом ся бити. 14 По загуменю пшеничку сее, Ой дай, Боже! Пшеницю сее, золото лелее, Гожий молодец личко вмивае, Личко вмивае, коня седлае, Коня седлае, зброю збирае, Бере вон собе та снопок стрелок, Ззолотый лучок, ясну шабельку, Та до батенька вон промовляе: Най ся, батенько, борзо збираё! Ой пойдемо та до Галича. - Ой выступали все Галичане, Все Галичане, з места мещане: Просимо тебе, гордый молодче, На мису злота, на чашу вина! - Вон на все тое нич не зглядае, По под домоньки стрелы пускае. - Просимо тебе, гордый молодче, На кречну панну, на Вормяночку, На Вормяночку, на мещаночку! - Вон все тое нич не зглядае, По под домоньки стрелы пускае. А до батонька вон промовляе: Най ся батенько коня примае! Бо пойдемо в чистое поле, В чистое поле, а в темный лесок, За чорным туром, за грубым звером. - Як надыбали чорного туря, Чорного туря, грубого зверя, И снопок стрелок не достреляе, И сив коничок из ног зпадае, Гордый молодец з страху вмлевае, А чорный турец так промовляе: Не бойся мене, забьешь ты мене, Пойдешь же ты в неделю рано, Тогди ж ты мене та й постреляеш, Яснов шабельков та й порубаеш, А за славоньку панну достанеш. 19 Ой в горе, в горе, в шовковой траве, Ой дай, Боже! Стоит ми, стоит шовковый намет, А в том намете золотый стольчик, На том стольчику можный панонько, Трома яблучки подкидаючи, Двома орешки та цитаючи. Выцитав коня та з под короля А в того коня золота грива, Золота грива, сребни копыта, Сребни копыта, шовковый хвостик; Золота грива коника вкрыла, Сребни подковы землицю пишут, Шовковый хвостик след заметае, Сребни копыта кремень лупают, Кремень лупают, церковь муруют, Муруют ж и з трома верхами, З трома верхами, з двома воконцы: В одно воконце исходит сонце, В друге воконце заходит сонце, А в райски двери сам Господь входит, Сам Господь входит, службоньку служит, Службоньку служит найперще Богу, А по Богови Божой Матери, А по Матери господареви. 14 Ой торгом, торгом, торговицею Ой дай, Боже! Ой ходит, ходит, белый молодец, Белый молодец, на имя Василько, Ой ходит, ходит, коника водит, Коника водит, с конем говорит: Ой коню, коню, я тебе продам; Я тебе продам за сто золотых, За сто золотых та й за червоных. — Ой пане, пане, стань же ты собе, Стань же ты собе, розгадай собе, Розгадай собе, ци не жаль тобе: Я тебе вынес из трёх побоев; Коли мь тя винёс а з Немецкого, За нами стрелы землю пороли; Коли мь тя вынес а з Турецкого, За нами стрелы як дробен дождик; Коли мь тя вынес а з Татарского, Блыснули мечи, як сонце в хмаре. (В Ясене от Петра Плеша) 18 В неделю рано, ба й рано заказано, Ой дай, Боже! Ба й заказано тa на воночку; - «Хто сынка мае, най вотправляе! Хто го не мае, нехай наймае! - Матонька сына тa вотправляла, Та вотправлялз, наказувала: Ой едь же, сынку, ба й на войнойку! На перед войска не выдавайся, По заду войску не оставайся! - Вон то не слухав, славы доходив, Перед Королев выгравав конем Перед гайдуком выгравав луком (В Ясене от Петра Плеша) 27 Зачорнелася черная гора, Ой дай, Боже! Выйшла з за неи чорная хмара, Але не е то чорная хмара, Але но е то овец турмонька; На перед овец гордый молодец, Гордый молодец, бутеец овец, Бутеец овец, чом Василенько, Заперезався чорнов ожинов, За тов ожинов две, три, трубоныки: Една трубонька та роговая, Друга трубонька та медяная, Третя трубонька та зубровая. Та як затрубит та в роговую, Та врадуеся вся зверь у поле; Та як затрубит а в медяную, Та врадуеся вся рыба в мopе; Та як затрубит а в зубровую, Та врадуеся весь мир на эемли. (В Ясене от Гаврила Флека) 31 Ой подо Львовом, на оболоню! Грай, коню! грай, кониченьку под молоденьким панятом! Там Василенько коником грае, Каэав гарматы понабивати, Та вод сход сонця понавертати, Та вдарив с козла а в першу браму, Выйшли ить нему ycе Жидове, Вынесли ему добрый дарунок, Добрый дарунок, мису золота: Вон тото бере, та й не дякуе. Ой подо Львовом на оболоню, Там Василенько коником грае, Казав гарматы понабивати, Та вод сход сонця понавертати; Та вдарив з козла а в другу браму И выйшли ть нему ycе мещане, Вывели ему добрый дарунок, Добрый дарунок, коника в седле, Коника в седле, сабельку в сребле; Вон тото бере та й не дякуе. Ой подо Львовом, на оболоню, Там Василенько коником грае, Казав гарматы понабивати, Та вод сход сонця понавертати: Та вдарив з козла а в третю браму, Ой выйшли ть нему а все панове, Вывели ему добрый дарунок, Добрый дарунок, панну в колясе, Вон тото бере, красно дякуе. (В Ясене от Петра Плеша) Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_458.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки II 66(20), 68(22), зап. в с. Дульбав Стрыйск. у. 20 Не чорно перо по коникови полегло, Ой дай, Боже! Ой загневався сын на матенку, Як ся загневав, та й пречь поехав, Займив вон стадце на каменный мост, Мост ся заломив, стадце потопив. - Не жаль же мене та того стада, Як жаль же мене сив кониченька, Що ним обьехав трои земленци: Една земленька - та Турецкая, Друга земленька - та Немецкая, Трета земленька - та Угорская. А у Турецкой бел камень лупав, А у Немецкой светцы спалив, А у Угорской костел муровав, Костел муровав на восемь уголцев, На восемь уголцев, на четверо дверцы, На четверо дверци, на три оконци, На три оконци, на три вершечки: В едно оконце з истока сонце, В друге оконце в полудне сонце, В трете оконце з захода сонце; В едном вершечку ворганы грают, В другом вершечку ладан ся курит, В третем вершечку службы ся служат. 22 Стоит ми, стоит, зеленый явор, Повейный, повейный ветре, Прихили явор до земле! На том яворе сив сокол сидит, Сив сокол сидит, гнездечко вевать. Обкладае го острым тернечком, Острым тернечком, сухим быльечком, А в серединку - цвет та калинку, А на вершечку - щирое злото. Туда милала гладка стеженька, До сив сокола намеряючи; Надойшов нею гайный молодец, Гайный молодец та Ивасенько, Золотым луком потрясаючи, Яснов шабельков вывиваючи, Та явь сокола стрелков стреляти, Стрелков стреляти, шаблев рубати. Сив сокол каже: Не стреляй мене, Не стреляй мене, не рубай мене! Коли ты будешь ой женитися, Я тобе стану та в пригодонце. Сребными подковками выбрязкуючи, Яснов шабельков вывиваючи, Сивов шапочков насуваючи, Рясными суконцями потрясаючи. Тебе молодого сам перепроваджу, Твою княгиню на крылце возьму, А твои гроши возьму на ноши. IV 61(36) зап. в Розгорчье Стрыйск. у. (у Бойков) 36 Ой из за горы, за зеленои, Ой дай, Боже! Выходит же нам чорна хмаронька, Але не е то чорна хмаронька, Але не е то напередовець, Напередовец, красный молодец: Заперезався чорнов ожинов, За тов ожинов на три трубоньки: Перша трубонька та роговая, Друга трубонька та золотая, Третя трубонька та жубровая. Та як затрубит та в роговую, То врадуеся вся зверь у поли; Та як затрубит та в золотую, То врадуеся вся рыба в море; Та як затрубит та в жубровую, То врадуеся весь мир на земли. IV 35(1), 42(15), 46(20), зап. в с. Синеводске, Стрыйск. у. (у Бойков) 1 Ой из за горы из за высокои, Радуйся! Радуйся, земле! Сын сам ся Божий народив! Ой ишло ми там вороне стадо, Ой гонив стадо пышный панонте, Пышный панонте, чом Василенько, Навертав стадо на золотый мост. Ино ся вчинив на серед моста, Взялися мосты заламовати, Взяло ся стадо замачовати. Взяв ся паненте барз турбовати, Барз турбовати, та й жаловати: Я жь не жалую всего стаденька, Як я жалую сивця, не сивця, Сивця, не сивця, сивого коня, Що помыслами листенко читав, Що вон гадкамм землицю писав, Що копытами бел камень лупав, Бел камень лупав, костёл муровав, Костёл муровав с трёма верхами, С трёма верхами, с трёма окнами: Едным ми окном чом засвитало, Другим ми окном чом зазарело, Третим ми окном сонечко сходит, А в райски дверци сам Христос ходит, Сам Христос ходит, службонкю служит, Службонкю служит соборовую, За здоровлечко пышного пана. (В Синеводске от Грина Typчинa) 15 Ой рано, рано, куры запели, На чорно, не чорно, перо по коникови полегло! Ой еще раньше молодец устав, Молодец устав, на имя Василько; Ой коли устав, три свечки ссукав: При одной свече ножки убував, При другой cвече личенько вмивав, Перед ним батечко ручничок держав: Як я поеду на Украиночку, Привезу я тобе подаруночок, Подаруночок, сивого коня. - При третой cвечеI коника седлав, Коника седдав, с конём розмовляв: Ой коню, коню, продам я тебе. - Ой пане, пане, погадай собе, Погадай собе, ци не жаль тобе: Коль я тя вынес з Турков, Татаров, 3 Турков, Татаров, а з трёх побоев, За нами стрелы як гром гримели, Як гром гримели, як дождь летели; За нами стрелок, як небе звездок; Коль нас нагнали з крута берега, З крута берега на тихий Дунай, На тихий Дунай, на Сине море, Ты ж не замочив жовты чоботки, Жовты чоботки, а ще ж седелця, А ще ж седелця, тебе мододця. (В Синеводске от Грина Typчинa) 20 Ой гордый, пышный, молодый пане, Наш пане, мододый пане, все на конику играешь! Почався панок на войну збирати, Его матенька та й выправляла, Та й выправляла, та й умлевала, Та й умлевала, наказувала: Едь же, сыночку, та на войночку, Не выпереджай усю войночку, Не оставайся с заду войночки! Змагай, сыноньку, в серединоньку! - О вон матенки та нет не слухав, Ино ся вчинив серед Галича, Став си табором, под самым муром, Ой як бье, так бье, у самый рынок, Выхапуутся все Галичеве, Bcе Галичеве, передни панове, Зведуут же ся, що то за панок? - Мы бы го знали, чим даровати, Чим даровати, що ж ему дати. - Вывели ему коника в седле, Коника в cедле, в щиром золоте; Вон того не взяв, шапочки не зняв. Ой гордый, пышный, молодый пане и проч. Став си табором под самым муром, Ой як бье, так бье, а самый рынок, Выхапуутся все Галичеве, Bcе Галичеве, передни панове, Изведуутся, що то за панок? - Мы бы го знали, чим даровати, Чим даровати, що ж ему дати. Вынесли ему мису червонных; Вон червони взяв, шапочки не зняв! Ой гордый, пышный, молодый пане и проч. Став си табором под самым муром, Ой як бье, так бье, а в самый рынок, Выхапуутся все Галичеве, Bсe Галичеве, передни панове, Изведуутся, що то за панок: Мы бы го знали, чим даровати, Чим даровати, що жь ёму дати. - Матенька мовит: Мой тото сынок! Я го познала по уродонце, По уродонце, по кошуленце; На нём кошулька, як день беленька, Та й уродонька барзо славненька. - Водводжаут му кречну панночку, Вон панну взяв, шапочку зняв, Шапочку зняв, та и водкдонився, Сперед Галича войском вступився. (В Синеводске от Грина Typчинa) IV 49-50(22—23), 52(26), зап. в с. Тишевнице Стрыйск. у. (у Бойков) 22 Шли молодци рано в церковци, В неделю, в неделю, рано зелене вино саджено Ой ишли, ишли, раду радили: Ой ходим, братя, до ковальчиков, До ковальчиков, до золотников, Най, нам покуют медяны човны, Медяны човны, золоты весла; Та мы ся пустим на Чорно море, На Чорно море, под Царев город; Там мы чуеме доброго папа, Доброго пана, чом Стефанонька, Що на рок дае по сто червоных, По сто червоных, по паре чобот, По пapе чобот, по паре сукон, По пaре сукон, та й по шапочце, Та й по шапочце, по коникови, По коникови, по бичикови. Ой як св пошов а по рыночьку, Подковочками выцупкуючи, Ряснымм суконци потрясуючи, Ясными стрелкы выблескуючи; Мещане мовлят, що месяц сходит, Селяне мовлят, що сонце сходит, А мати выйшла: То мой сын иде, То мой сын иде, корогов несе, Корогов несе Королевскую. (В Tишевнице от Пилиппа Саблаташа) 23 Ой хиче, хиче, вода човноньком, Дунаю, гей, Дунаю, тиха водонько по малу! А в том човнику гордый панонько, Гордый панонько, чом Василенько, Ой сидит, сидит, струженька струже, Струженька струже, огника кладе. Огника кладе, котлы обливат, Котлы обливат, Царя вызират: Ой выйди, выйди, Царю Турецкий, Ой най мы собе послы урчеме, Послы урчеме, коньми прийдеме, Коньми прийдеме, меча утреме, Едну войноньку шевцём вышиим, Другу войноньку огнём выпечем, Третю войноньку в Дунай заженем. (В Tишевнице от Пилиппа Саблаташа) 26 Ой из за горы, з за каменной, Святый вечер! Водтоль выступат велике войско, Пан Василь иде, коника веде, Хвалится конем перед Королем: Нема в Короля такого коня, Як у нашего пана Василя. - Хвалится стрелов перед дружинов: Нема в дружины такой стрелы, Як у нашего пана Василя. - Хвалится луком перед гайдуком: Нема в гайдука такого лука, Як у нашего пана Василя. (В Tишевнице от Пилиппа Саблаташа) IV 53(29), зап. в с. Славске, Стрыйск. у. (у Верховинцев) 29 Ой вода, вода, човном хитае Воин бo, воин, над все войско подобен! - Що ж у том човне? — Гайное паня. - Що за панятко? — На имя Василько. - Що ж вон там деe? — Стружечко струже. Стружечко струже, огника кладе, Огника кладе, золото топит, Золото топит, збронцю зливат, Збронцю зливат, на слуги волат: Ой слуги мои, котры верныи, Кони седлайте, збруи сбирайте, Берет же собе та снопок стрелок, Та снопок стрелок, тугии луки; Тугии луки, острыи мечи! Бо поедемо та на Львов город. - Гайное паня, на имя Василько, Коником грае, мечем звивае, Мечем звивае, войско сбирае, Ой высше, высше, та под Львов близше, Пустив стрельбойку по под муройки, Ой вдарив же ми а в камяницю, А в камяницю старшого пана; Ай зойшли ми ся та все мещане, Та вcе мещане, a все Вормяне, Стали ж они си раду радити: Який маемо дарунок дати? - Раду радили, дарунок дали, Дарунок дали, сив кониченька. Увели ёму сив кониченька; На то не гадано, далей воёвано. Ой вода, вода, човном хитае, Що ж у том човне? и проч. Дарунок дали, мису червоных. На то не гадано, далей воёвано. Ой вода, вода, човном хитае, - Що ж у том човне! - Гайное паня. - Що за панятко? — На имя Василько. - Що ж вон там дее? — Стружёчко струже, Стружёчко струже, огника кладе, Огника кладе, золото топит, Золото топит, збронцю сливат, Збронцю зливат, на слуги волат: Ой слуги мои, котры верны, Кони седлайте, зброи сбирайте, Берет же собе та снопки стрелок, Та снопки стрелок, тугии луки, Тугии луки, острыи мечи, Бо пойдемо та на Львов город. - Гайное паня, на имя Василько, Коником грае, мечем звивае, Мечем звивае, войско сбирае. Ой высше, высше, та под Львов близше, Пустив стрельбойку по под муройки, Та вдарив же ай в каменицю, Ай в камяницю старшого пана; Ай зойшли ми ся та все мещане, Та все мещане, ай все Вормяне. Стали ж они ся раду радити: Який маемо дарунок дати? - Раду радили, дарунок дали, Дарунок дали, красну панночку, Красну панночку в рутяном веночку, За то дяковав, шапочку снимав, Шапочку снимав, coбе панну взяв. (В Cлавску от Михайла Медвецкого) Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_458.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: 6. Колядки, поемыя хозяйским дочерям, деевицам и девочкам (господарским дочкам, паннам, девкам и девчаткам) IV, 119—120(1—3), 124(1—2), зап. в с. Космач Коломыйск. у. (у Хуцулов) 1 В сего бадечка одна донечка, Гой, дай, Боже! Прийшли старосты, ба й трое разом, А перши пришли у сад-виноград, А други пришли коньми под сеньми, А трети пришли, в светлойку зайшли. То тые, що пришли у сад-виноград, Тым даровали илчатый рушник; A те, що коньми под сеньми, Тым даровали золотый перстень; A те, що пришли, в светлоньку зайшли, Тым даровали кречную панну, Кречную панну, чемну Анничку. Ой на здоровье, кречная панно! Ой здоров, здоров, не сама собов, Не сама с собов, с вотцем, маткою, С вотцем, маткою, с всев челядкою, С всев челядкою та с домовою! Гой, дай, Боже! 2 Ой на Дунае корабель плавле, Гой, дай, Боже! В том коробели кречная панна Ой сидит, сидит, ширинки шиe: Ой одну шила все илчатеньку, А другу шила вселяким шовком, А третю шила, та й позолотила. То ту, що шила ба илчатеньку, То ту бы дати своему свекру; А ту, що шила вселяким шовком, То ту бы дати старшому брату; А ту, що шила та й позолотила, То ту бы дата свому милому. Ой дати, дати, никем послати; Послала бых е меншов сестричков, Менша сестричка красша вод мене, То ту полюбит, мене погубит. Хот сором, хоть два, понесу сама. Ой на здоровье, кречная панно! Ой здоров, здоров, не сама собов, Не сама собов, с вотцем, маткою, С всев челядкой та с домовою! Гой, дай, Боже! 3 А в леску, в леску, на жовтом песку. Гой, дай, Боже! Выросла сосна широко рясна, А в высь высока, а в лист широка, В кору багрява, а в верх кудрява, Гой, на том кудре та й колысочка, В той колысочце та й дитиночка, Там мати дитя та й колысае, Винным яблочком та вывивае; Ой на том кудре та сокол сидит, Та сокол сидит, далеко видит, Ой видит же вон та чистый Дунай, На том Дунаю коробель плавле, В том кopoбию гречная панна, Гречная панна ширинку шиe, Ой шила, шила, позолотила, К другу шила та ильчатую, А третю шила вселяким шовком: Пошлю шовкову свому свекрови, Другу ильчату своей матенце, Позолочену свому милому; Послала бых своев сестрицев, Сестриця красша вод мене, Ее полюбит, мене побудит, Хоть сором, хоть два, понесу сама! Гой, дай, Боже! А за сим словом бувай здорова, и проч. 1 Ой рано, рано, куры запели, Гой, дай, Боже! Ой а ще раньше Параска встала, Ой встала, встала, двор пометала, Двор пометала, павы сбирала, Павы сбирала, в рукавец клала, Веночик плела, на тарелец клала, З тарелця брала, на голов клала: Дивися, пенько, ци гаразденько, Дивится, люде, ци гаразд буде? - Ой звеялися три буйны ветры, Та й изшайшнули павяный венчик, Та й пощла она у Дунай по воду, Та й застретила три рыбарики: Бог помагай, Бог, три рыбарики! - Бог дай здоровя, гречная панно, Гречная панно, панно Параско! - Переймет мене павяный венчик! - А що нам буде за переемец? - Одному буде хустка шовкова, Другому буде сребна иглиця, Третёму буде сама молода, Сама молода, як та ягода. Гой, дай, Боже! А за сим словом будь нам здорова! и пр. 2 А в венце, в венце, в винном городце, Гой, дай, Боже! Стоит Параска на переходце, Фустков махае на свои Бояре: Розступитеся, Панове Бояре. Бо хоче мене лелька дарити, Хоче менe сто волов дати, Сто волов дати, а все с плугами, А все с плугами на хлеб орати. А в венце, в венце и т.д. Бо хоче мене мамка дарити, Хоче мне сто коров дати. А в венце, венце и т.д. Бо хоче мене братик дарити Хоче мене сто вовец дати. Сто коров дати, a все с теляти, и проч. Сто овец дати, а все с ягняти, Сто козок дати, a все с козляти. Гой, дай, Боже! А за сим словом бувай здорова! и проч. IV, 80(26), 82(28), зап. в с. Русове, Колом. у. Зажурилися горы и долины, Добрый вечер! Святый вечер! Що не зродили жито, пшеница, Ино зродили винограденько; Стерегла его кречная панна, Кречная панна, та Ганнусенька, А стережучи твердо уснула, Ой надлетели райские пташеньки, Та обдзёбали винограденько. Она ся тогды та пробудила, Як пробудила, птахи оганяла: Ой гиши, гиши, райски пташеньки! Не обзёбуйте винограденько, Бо мене вина богато треба: Маю братника на оженейку, Маю сестроньку на водданейку, Сама молода зарученная, Зарученная за Поповича, Моя сестронька за Войтовича: Попович купит шовкову шубу, Войтович купит золотый венец. (В Pycoвe от Степана Луцика) 28 А в моста, в моста калинового, Калино! Калино! Где ж ты у лузе стояла? Стоит коршмонька ореховая, А в той коршмонце кречная панна, Кречная панна, на имя Ганнуся, Шенкуе ж она медом та вином, Медом та вином, кудрявым пивом; Ой пили в нее три Козаченьки, Ой пили, пили, та не платили, Кони вседлали, та поехали; Она за ними дале в погоне, Як здогонила, в той раз спинила; В едного взяла сребный перстенец! В другого взяла тугенький лучок, Тугенький лучок до белых ручок, В третёго взяла сив кониченька; Сив кониченка братови дала. Тугенький лучок милому дала, Сребный перстенец самой молодой, Самой молодой, от як ягоде. (В Pycoвe от Степана Луцика) IV, 76(20), 82(29)=Ч.II 91(30), зап. в с. Хмелевке Станиславск. у. 20 Ой у поленьку, та в городеньку, Ой летай, чорна галонька, з низенька! Ой там панонька, на имя Ганнуся, Зелье садила не еднакое, Не едлакое, а троякое: Едно ж ми зелье червона ружа, Друге ж ми зелье чорное терно, Третье ж ми зелье жовтое телo. Ой зайде собе, та урве собе, Та урве coбе червону ружю, Ой прикладае ть своему личеньку: Кобы ми Бог дав таке личенько, Годна ж бым бути за панским сыном, За панским сыном, паниев бути. - Ой у поленьку, та в городеньку, Ой там панночка и проч. Та урве собе чорное терно, Ой прикладае ть своим оченькам: Кобы ми Бог дав таки оченька, Годна ж бым бути за Поповичем, За Поповичем, Попадёв бути. - Ой у поленьку, та в городенку, Ой там панночка, на имя Ганнуся, Зелье садила не еднакое, Не еднакое, а троякое: Едно ж ми зелье червона ружа, Друге ж ми зелье чорное терно, Трете ж ми зелье жовтое тело, Ой зайде собе, та урве собе, Та урве собе жовтое тело, Та прикладае ть своим косонькам: Кобы ми Бог дав таки косоньки, Годна ж бым бути за кметским сыном, За кметским сыном, кметицёв бути. (В Хмелевке Станисл. Окр. от Василя Смеречина) 29 Ой рано, рано, куроньки пели, Ой рано, раненько! ОЙ аще раньше Анничка встала, Анничка встала, дворы вметала, Дворы вметала, столы встелала, Столы встелала, павоньки гнала, Павоньки гнала в вишневый садок: Павоньки идут, перенько ронят, Девонька иде, перенько бере, Перенько бере, в рукавец кладе, З рукавця брала, на столик клала. З столика брала, венок сплетала, Венок сплетала, на главку клала: Дивися, ненько, ци красно буде, Ци красно буде до церкви поти? Богу Святому на охвалочку, А людем добрым на подарочку, Отцу та й матце на утешеньку, А миленькому на розмовочку. (В Хмелевке от Василя Смеречина) Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_459.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: 6. Колядки, поемыя хозяйским дочерям, деевицам и девочкам (господарским дочкам, паннам, девкам и девчаткам) IV, 81(27); Ч.II 83(20), 84(21), 89(27-28), зап. в с. Глубоком Станислав. у. 27 Ой в садку, в садку, садженом, В неделю! Садку садженом, поостроженом, А на вершечках позолоченом, А в том садочку терем збудован, А в том теремe кречная панна, Кречная панна, на имя Анничка, ОЙ сидит, сидит ключики звенит, Та й держит собe троякий напой: Один напоец зелене вино, Другий напоец кудрое пиво, Третий напоец солодкий медок. Ой пили ж в неё три крамарчики, Ой пили, пили, та не платили, А она ж бо ся померковала, Три крамарчики заграбовала: В едного взела сив кониченька, В другого взела ясну шабельку, В третего взела дорогу шубу; Сив кониченька своему тату, Ясну шабельку старшому брату, Дорогу шубу самой молодой, Самой молодой, та як ягоде. (В Глубоком от Павла Остапкова) 20 Пошла панночка, гей, по под лесок, Ой дай, Боже! Так й посадила терновый садок: Пошла панночка та по под млачок, Та посеяла червоный мачок; Пошла панночка в чистое поле, Та посеяла белое тело. Пошла панночка в терновый садок, Урвала ж собе чорного терну, Та приложила дь своим оченькам: Кобы ж у мене такие очи, Годила ж бым ся та паничеви, Та паничеви паныёв бути. - Пошла ж панночка та по под млачок, Урвала ж собе червоный мачок, Та приложила дь свому личеньку: Кобы ж бы у мене таке личенько, Годила ж бым ся поповичеви, Поповичеви попадев бути. - Пошла панночка в чистое поле, Урвала ж собе белое тело, Та приложила ж дь своим косонькам: Кобы ж у мене таки косоньки, Годила ж бым ся местскому сыну, Месткому сыну кметицев бути. 21 Ой зашумела зелен дуброва, Ой дай, Боже! - Ой чо ж ты шумиш, ой чо ж ты звениш? - Ой шумью, шумью, бо в собе чую, Бо в собе чую дивное зверя, Дивное зверя тура-оленя, Шо на головце девять рожечков, А на десятом терем збудован, А в том тереме кречна панночка, Вна собе ходит, усе шенкуе, Ой держит собе троякий напой: Един напоец шумна горелка, Другий напоец солодкий медок, Третий напоец зелене вино. Зелене вино, кудрое пиво. Ой пили ж в ней три крамарчики, Ой пили, пили, та не платили; А вна ж бо ся померковала, Три крамарчики заграбовала: В едного взяла сив кониченька, В другого взяла ясну шабельку, В третого взяла дорогу шубу. Сив кониченька своему тату, Ясну шабельку старшому брату Дорогу шубу самой молодой, Самой молодой, та як ягоде. 27 А в леску, в леску, на жовтом песку Ой дай, Боже! Росте деревце тонко, высоко, Тонко, высоко, в корень глубоко, В корень глубоко, листом широко; На том деревце гуси, лебеди, Ой сидят, сидят, далеко видят, Ой видят же вни чистое поле, Чистое поле, синее море, На синем море корабель плыве, А в том корабле кречна панночка, Кречна панночка тай й Маруненька, Обзывается до паниченька, До паниченика, поповиченька: Ой паниченьку, поповиченьку! Ой возьми мене та з кораблика, Бо е у мене семдесят братов, Семдесят братов, а три родненьки, Ой держат мене та парть велику, А як мня возьмешь, все тото дадуть 28 По новых сенях, по будованых, Ой дай, Боже! Та й по светлонце, по малёваной, Ой ходит, ходит, кречна панночка, Кречна панночка, та й Маруненька, Ой ходит, ходит з ключики говорит: Ключики мои, не побрязькуйте, Моего милого не пробуджайте! Бо мой миленький барзо трудненький Барзо трудненький, з Угор приехав, Та привез мене три подарочки: Един подарок - кованый пояс, Другий подарок - сребный перстенец. Третий подарок - перлова тканка. Кованый пояс лядвоньки ломит, Срёбный перстенец пальчики щипле, Перлова тканка головку клонит, Головку клонит на постелоньку, На постелоньку а к батенькови, Жич, Боже, на рок а к миленькому! IV, 70(10), 77(21), 90(38), зап. в с. Хутькове Станисл. у. 10 Oй надлетели райски пташата, Ой раненько! Як надлетели, крылами збили, Крылами збили, панну збудили: Ой встань, не лежи, вина стережи! Бо тобе вина найбольше треба, Маешь братчика на ожененью, Ой сама ж бо ты та заручена, Аж до Галича за Поповича. (В Хутькове Станисл. Oкp. от Дмитра Поповича) 21 По горе, горе, зелене вино, В неделю, в неделю рано Зелене вино саджено! Стерегла ж его кречна панночка, Кречна панночка, на имя Анничка; Ян стерегла го, та й обрывала, Та й обрывала, та й прикладала, Oй прикладала до свого личка: Кобы я таке личенько мала, Ой годна ж бы я панского сына! - По горе, горе, достиг терночок, А стерегла го кречна панночка, Кречна панночка, на имя Анничка, Як стерегла го, та й обрывала, Тай обрывала, та й прикладала, Ой прикладала та й до оченьков: Кобы я таки оченька мала, Ой годна ж бы я панского сына. - По горе, горе, зацвев косатень, Ой стерегла го кречная панна, Кречная панна, на имя Анничка, Як стерегла го, та й обрывала. Та й обрывала, та й прикладала, Ой прикладала, чом до косечки: Кобы мене так косачка цвела, Ой годна ж бы я панского сына! (В Хутькове Станисл. Oкp. от Дмитра Поповича) 38 А в винном, винном, винном городe Ой раненько! Ой там девчина, на имя Анничка, Сам бор садила, вина стерегла; Надойшов же ть ней батенько её: Моя дитина, продай ми вина! - Ой не продам ти, та й дурно не дам. Бо ся в неделю гостей надею! - А в винном, винном, винном городе, Ой там девчина, на имя Анничка,- Сам бор садила, вина стерегла; Надошлай же ть ней матенька её: Моя дитина, продай ми вина! — Ой не продам ти, та й дурно не дам, Бо ся в неделю гостей надею! - А в винном, винном, винном городе, Ой там девчина, на имя Анничка, Сам бор садила, вина стерегла; Надойшов же ть ней а братчик еи: Моя сестричко, продай ми вина! - Ой не продам ти, та й дурно не дам; Бо ся в неделю гостей надею! - А в винном, винном, винном городе, Ой там девчина, на имя Анничка, Сам бор садида, вина стерегла; Надойшла же ть ней сестричка её; Моя сестричко, продай ми вина! — Ой не продам ти, та й дурно не дам, Бо ся в неделю гостей надею! - А в винном, винном, винном городе, Ой там, девчина, на имя Анничка, Сам бор садила, вина стерегла; Надойшов же ть ней миленький её: Ой моя мила, ты чорноброва, Ты чорноброва, продай ми вина! — Тобе не продам, такы дурно дам, Бо ся в неделю тебе надею! (В Хутькове Станисл. Oкp. от Дмитра Поповича) IV, 106—107(1—3), 132—135(1—5), зап. в разных местах Станисл. и Стрыйс. у. Колядки в Черном Потоке 1 Ой в саде, в саде, в саде винограде, Винная яблонь червоны ябка зродила! - Хто ж ми там буде за садовника? Там садовничка девчина Анничка; Приходит ить нее та татко ее, Приходит ть нее, та просит ее: Дочко Анничко, зверж ми яблычко! — Таточку, не звержу; бо милому держу. - А в саде, саде, в саде винограде, и пр. - Хто ж ми там буде за садовника? — Там садовничка девчина Анничка; Приходит ить нее матенька ее, Приходить ить нее, та просит ее: Дочко Анничко, зверж ми яблычко! — - Мамочко, не звержу; бо милому держу. - А в саде, саде, саде винограде и пр. - Хто ж ми там буде за садовника? — Там садовничка девчина Анничка; Приходит ить нее миленький ее: Моя миленька, зверж ми яблычко! — И як стояла, в той час подала, В той час подала, ще й поцеловала. 2 По горе, горе, павоньки ходили. Ой дай, Боже! Павонькн ходили, перечко губили, За ними ся взяла кречная панна, Перечко сбирала, в рукавец клала, До домочку несла, на столичок клала, А с столичка брала, у веночок плела, Мамки ся пытала: Чи подобен буде Мой павяный венец на неделеньку, На неделеньку до положеньку! Ой як шайнули два, три, буйны ветры, Изшайновали мой павяный венец, Мой павяный венец на тихий Дунаец, Ишли ми туды два, три, рыболова: Ой помогай Бог, два, три, рыболовы! — Бодай здорова, кречная панно. — Чи не стречали, чи не переймали, Сякого, такого, венця павяного? — Ой мы стречалн, та й мы переймали, Твой павяный венец на тихий Дунаец, Але що нам буде та за переемец? — Одному буде шовкова хустка, Другому буде сребный перстенец, Третему буде кречная панна, Кречная панна, сама молоденька, Сама молоденька як ягоденька. - Ой дай, Боже! 3 Поорано ж ми та довгую нивку Ой дай, Боже! Та довгую нивку а на дробну скибку, Посеяно ж ми саму пшениченьку, Саму пшениченьку, а все яриночку, Ту пшеничку жала кречная панна, По при ту пшеницю угляный гостинец Ехав туда, ехав Поповиченько, Поповиченько, завистниченько, Позавидев на пшениченьку, Нe так на пшеничку, як на девчиноньку, Нe так на девчину, як на зарукавы: Ой кобы ты видев, Поповниченьку, Як я ся вберу, до церковци еду: На шее шаль по земленьку красен, Шовковый пояс лядоньки ломит, Среберны перстни пальчиками светят, Перлова тканка шею прилила, Павяный венец головоньку клонит, На ненеленьку до посаженьку, А выйду до сеней, сени оцветают, А выйду до хаты, чом панове встали, Чом панове встали, шапки поздоймали, Знизка ся вклонили, на неделеньку, На неделеньку, до посаженьку! Ой дай Боже! 1 (Т.II, 83,20) По под луженьки калиновый лес, Калино, гей, гей, калино, Ты при луженьку стояла! Ходила ними гречная панна, Завидела на калиноньку: Дай же ми, Боже, таке личенько, Таке личенько, як калинонька! - По под луженьки калиновый лес, Калино, гей, гей, калино и проч. Ходила ними гречная панна, Он завидела на чорный терен: Ой дай ми, Боже, таки оченька, Таки оченька, як чорный терен! - По под луженьки калиновый лес, Калино, гей, гей, калино и проч. Ходила ними, гречная панна, Завидела на павононьку: Он дай ми, Боже таки косоньки, Таки косоньки, як повоньки, Калино, гей, гей, калино, Ты при луженьку стояла 2 (Т.II.75,93,33) Пасла девчина чотыре волы Под бором, гей, под бором, Под зелененьким двором; Ой пасла, пасла, шитенько шила, Шитенько шила, волы сгубила: Поди, батеньку, волики знайди! - Батенько пошов, волы не знайшов, Пасла девчина чотыре волы, Под бором и проч. - Поди, матенко, волики знайди! - Матенка пошла, волы не знайшла. Пасла девчина чотыре волы Под бором и проч. - Поди, братчику, волики знайди! - Братенько пошов, волы не знайшов. Пасла девчина чотыре воды, Под бором и проч. - Поди, сестрице, волики знайди! - Сестриця пошла, волы не знайшла. Пасла девчина чотыре волы Под бором и проч. - Поди, миленький, волики изнайди! - Миленький пошов, волы изнайшов, Под бором, гей, под бором, Под зелененьким явором! 3 (Т.II,83,19) Пошла девчина рано по воду, Гей, дай, Боже! Здыбалн ей три розбойники; Загадади ей три загадочки: - Що ж то ни росте без корененька? Що ж то ми цвете без синёг цвету? Що ж то ми горит без поломени? — - Хиба ж бы я не батенькова була, Щобы я тото не отгадала! Камень росте без корененька, Папорот цвете без синего цвету, Золото горит без поломени. - Гей, дай, Боже! IV (Т.II,74) За воротами, на муравонце Зеленой, зеленой, Яблонь червоня ябка зродила! Там девчинонька яблука держит, Выйшов идь ней батенько ей:' - Ой, доню душко, звержи яблушко! — - Ой вам не звержу, милому держу - За воротами и проч. Прийшла до неи матенька еи: Ой доню душко, звержи яблушко! — - Й тобе не звержу, милому держу - За воротами и проч. Выйшов до неи братенько еи: Ой, сестро душко, звержи яблушко! — - Й тобе не звержу, милому держу - За воротами и проч. Прийшла до неи сестрица ее. - Сестричко душко, звержи яблушко! — - Й тобе не звержу, милому держу - За воротами на муравонце Зеленой, зеленой, Яблонь червоны ябка зродила, Там девчинонька яблука держит, Прийшов до ней миленький ее: Мила ма душко, звержи яблушко! — - Ой тобе звержу, бо тобе держу 5 (Русалка Днестр. с.41) Була в батенька нова светлонька, Ой, дай, Боже! А коло нее садок садженый, Садок садженый, злотом ряшеный, А в том садочку зелене вино; Стерегла ж его красна девонька, Та стерегучи шитенько шила, Шитенько шила, твердо уснула, Та надлетели райски пташеньки, Сели, упади, на злоту рясу, А злота ряса та зазвенела, В том ся девонька з сну пробудила: Ой, гушу, гушу, райски пташеньки! Не вам то батько садочок садив, Садочок садив, все злотом рясив, Зелене вино самой надобно: Маю братенька на ожененью, Сама молода на водданенью Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_459.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm

УграДева: 6. Колядки, поемыя хозяйским дочерям, деевицам и девочкам (господарским дочкам, паннам, девкам и девчаткам) II, 611—615(51—57), зап. в с. Княжеском Стрыйск. у. 51 Коло мостонька нова корчмонька. Гой, дай, Боже! А коло ней коника в нене. Один ми коник найворонейший, До него хлопец найприборнейший, Бересь ехати в горы по девку, Она ж до него переказала: Коня не томи, людей не труди, Бо я ж до тебе сама прилену, По над селенько чорнов хмароньков, На подворенько дробным дождиком, Ой, а до сеней чом ластовою, Ой, а до хаты чом невестою. Ой нене, нене, навчи ж ты мене, Злото сновати, а сребро ткати. - А за сим словом буваЙ нам здорова. Бувай здорова, кгречная панно, Винчуемо ти щастьем, здоровьем, Щастьем, здоровьем, доленьков добров Веночком ясным, девчатем красным. 52 Шуми, не шуми чом дубровонько, Гой, дай, Боже! - Ой як же мене гей не шумети? По мене ходит дивное зверя, Дивное зверя девятороге, А на десятом святый тарельчик, На том тарелци золотые стольчик, На том стольчику паннонька сидит, Ой сидит, сидит косоньку чеше, Косоньку чеше, по столу мече. - Ой не доезджай, чом Козаченьку, Ой не подхиляй чом кватыреньку, Ой не напускай буйного ветру, Буйного ветру, ясного сонця! Бо од ветроньку косонька вяне, А од соненька диченько смагне! - Ой за сим словом бувай здорова, и проч. 53 Ой над керницев, над студеницев, Гой, дай, Боже) Там три святыи воду святили, Воду святили, крест загубили, Девчина пышна, ты туды ишла, Ты туды ишла, золот крест найшла. - Що ж мене буде за переемец? - Ой буде, буде сребный перстенец, Сребный перстенец, три службы новы: Одна службонька на святе Роздво, Друга службонька аж на Василья Третя службонька аж на Великдень, Ажь на Великдень, на той Божий день. - А за сим словом бувай ми здорова и проч. 54 Там за стеною, за золотою, Гой, дай, Боже! Там ся вбирае кгречна паннонька, Бере на себе дороги сукни, А поверх сукней сребро та злото, И выйшла на двор, двор ся влягае. Войшла до сеней, сени сияют, Войшла до хаты, паны вставают, Паны вставают, шапки знимают, Шапки знимают, ей ся кланяют, Oй, один каже, що то Царевна, А другий каже, що то Кролевна, А мати каже, то моя дочка, А иоя дочка, чом невесточка. А за сим словом бувай здорова и проч. 55 По над бережок саженый садок, Гой, дай, Боже! Садок саженый, расом рашеный Пильновала ж го кгречна паннонька, А стережучи твердо заснула, Ой а злетели райски пташеньки, Та й жахом-махом на райски пташки: - Не вам то, тато, садочок садив, Садочок садив, та й расом расив. - Ой пешки, пешки по под бережки, Вбита стеженька до коваленька: Ты коваленьку, золотареньку, А вкуй же мене жовты чоботки, А под чоботки сребни подковки! - Ой за сим словом бувай здорова, и проч. 56 А в поли близко дороги, Божая, Божая мати, А все в золоте ходила, Садок саженый, наостроженый, А в том садочку бела постелка, А в той постелце кгречная дева, Рясы стерегла и там заснула, Райски пташочки рано злинули, Рано злинули, рясу сшайнули. Золота ряса дуже звенела, Дуже, звенела, деву збудила, А дева встала, рясу зобрала, Зобрала рясу, чом до поясу, Понесла ж собе до золотника: А помогай Бог, золотниченьку, Золотниченьку, ремесниченьку! А зроби ж мене золоту шубу, А з обрезочков золотый пояс, А з отрусочков сребный перстенец. По том останку перлову тканку. А вберу ж я ся в неделю рано: Перлова тканка головку клонит, Шовковый пояс лядвоньки ломит, Золота шуба след заметае, Сребный перстенец пальчики щипле. – Ой за сим словом будь нам здорова, Будь нам здорова, кгречная дево, Дари тя, Боже, щастьем, здоровьем, Счастьем, здоровьем, та долев добров, Рутяным венцем, кгречным молодцем! Дай же ти, Боже, в городце зелье, В городце зелье, в дому веселье! 57 По за гуменье чорное тернье, Гой, дай, Боже! Надойшла ж туда красна паннонька, Урвала собе чорный терночок, Та прикладала к своим оченькам: Кобы у мене таки оченька, Ладила бы мь ся за войтовича. - По за гуменье жовтое койло: Надойшла ж туда красна паннонька, Урвала ж coбе жовтое койло, Та прикладала к своим косонькам: Кобы у мене така косонька, Ладила ж бы мь ся за паниченька. - По за гуменье червона рожа: Надойшла ж туда красна паннонька, Урвала собe червону рожу, Та прикладала к свому личеньку: Кобы ж у мене таке личенько, Ладила ж бы мь ся за Цесаронька. - Ой за сим словом бувай ми здорова и проч. II, 85—87(22-25), 90(29), 93(33), Ч.IV, 73(16), 79(24), 84(31), 91(39), 94(41), зап. в с. Ясене Стрыйск. у; 22 Ой у садоньку павоньки ходят, Ой дай, Боже! Павоньки ходят, перенько ронят; Ходит за ними красна девонька. Переньки збират, в рукавец кладе, З рукавця бере на столик кладе, З столика бере, веночек плете. Веночек плете, на голов кладе, На голов кладе, ци подобен буде. Пошла девчина рано по воду, Та схопилися буйны ветрове, Буйны ветрове, шайни дожчове, Та исхопили павляный венок, Занесли его в тихий Дунаец, На тиху воду, на белый камень, За ним девчина лужком, бережком, Лужком, бережком, та гладков стежков, Та гладков стежков, гей, ухоженов, Гей ухоженов, позолоченов. Та надойшли туда три рыболови, Три рыболови, панськи сынове: Помай Бог, май Бог, три рыболови, Три рыболови, панськи сынове, Ци не стречали павляный венок? - - Бодай здорова, кречна панночка! Хоть и стречали, коли не знали. А що ж нам буде за переемец? - Едному буде хустка шовкова, Хустка шовкова з белои шеи, Другому буде золотый перстень, Золотый перстень з белого палця, Третому буде сама молода, Сама молода, та як ягода. 23 По долу, долу, яра пшеница, Ой дай Боже! До пшениченьки вбита стеженька: Хто ж еи убив? Красна девонька, Вбила стеженьку, пшеницю жала: Надойшов туды поповиченько, Поповиченько, завистиченько; Позавистовав на пшениненьку, На пшениченьку та й на девоньку. - Поповиченько, завистниченьку, Кобысь мня видев рано в неделю. Як стане мати мене вбирати, Ой на ноженьки жовты чоботки, А на лядвоньки кованый пояс, А на пальчики сребне персенци, На головоньку перлову тканку. Жовты чоботки з дробна ступают, Кованый пояс лядвоньки ломит, Пять чемерочек плечима стискат, Сребни перстенци пальчики светят, Перлова тканка головку клонит. 24 Ой з Подгоренька, та з под соненька, Ой дай, Боже! Надеялася свого милого; Гатила гаты дорогими шаты, Мостила мосты жуковинами, Садила сады все винограды, Вберала лесы паволоками, Сеяла поле дробнов жемчугов. А як мой милый мостом поеде, Звенет му, мосты, жуковинами! А як мой милый садом поеде, Садется, сады, все винограды! А як мой милый лесом поеде, Ряхтеть му, лесы, паволоками! А як мой милый полем поеде, Ряхти ж му, поле, дробнов жемчугов, Дровнов жемчугов, яров пшеницев! 25 А в чистом полю стоит коршмонька, Ой дай, Боже! А в той коршмоньце девча шинкарча, Ой сидит собе конец столонька, Та й держит собе троякий напой Медок, горелку, зелене вино; Сидит же, сидит, по конец стола, А квартирочку все водхиляе, Та в чисто поле все позырае. Надойшли ж туды три Волошины: Один Волошин барзо хороший, Другой Волошин ба еще кращий, Третий Волошин а ще краснейший, Ой сели ж собе подпиваючи, Девча шинкарча подмовляючи: Девча шинкарча, ходи ж ты за нами, Ходи ж ты за нами, та молодцами! Будишь ты пити мед, горелочку, В шовковых шубах будешь ходити - Ще не вывыли девчину з саду, А вже вчинили девчине зраду: Ой ведут милю, та й ведут другу, Ой на трети ж бы водпочивати, Пустили ж они коники пасти, Казали еи все ложко класти. - Мене ще мамка ба й не воддала, Щобы я з вами все ложко клала. Ой под явором под зелененьким, Из Волошином та й молоденьким. Устань кременя, выкреши огню, Запали сосну в верху и споду: Ой гори, гори, зелена сосно, Ой течи, течи, чорная смоло, Та на шенкарча, на беле тело, Щобы шенкарча пречь не хотело! 29 Пошла Маруся рано по воду, В неделю, в неделю, Рано зелене вино саджено. Ой пошла ж она з двома ведерци: В едно начерла, з другим ся вергла, Вергла ся борзо до матеночки: Видела ж бо я дивное зверя, Дивное зверя, ластовляточку; Не е бо тото ластовляточка, Але е ж тото Божая Мати. Божая мати ризоньки прала, Ризоньки прала, на бел камень клала, Десь ми ся взяли буйны ветрове, Буйны ветрове, дробни дощове, Шайнули ж они Божии ризы, Та занесли ми опроч далече, Опроч далече, аж перед церковь, Сами ся двери поводтворяли, Сами ся книги порозтваряли, Сами ся свечи позасвечали, Исус Христос ходит, службоньку служит. 33 Зажурилася чорная гора, Ой дай, Боже! Що не зродила жито, пшеницю, А изродила зелене вино, Зелене вино, що Богу мило. Стерегла ж его красная панна, А стерегучи барзо уснула, Десь ми ся взяли райские пташки, Та исхопили зелене вино, Не зоставили, лишь винне ябко, Туды стежечка здавна бувала. Надойшов нею батенько еи, Кличе, покличе на кречну панну: Верзь же ми, донько, виннее ябко! - Бог ме, не вержу, милому держу - Надойшла туды та ненька еи, Сестричка братчик, и проч. Надойшов туды миленький еи, Кличе, покличе на кречну панну: Верзь же ми, мила, виннее ябко! Ябко урвала, милому дала. 16 Ой з подгоренька а з под соненька Ой рано, раненько! Надеялася свого милого Красна девонька, на имя Анничка, Гатила гаты дорогими шаты, Мостила мосты жуковинами, Садила сады все винограды, Вбирала лесы паволоками, Сеяла поле дробнов жемчугов. - Та як мой милый на гать поеде, Гатеться, гати, дорогими шаты! А як мой милый мостом поеде, Дуднет ми, мосты, жуковинами! А як мой милый садом поеде, Садеться, сады, все винограды! А як мой милый лесом поеде, Шуми ж ми, лесе, паволоками! А як мой милый полем поеде, Ряхти ж ми, поле, дробнов жемчугов, Дробнов жемчугов, яров пшеницев! (В Ясене от Гаврила Флёка) 24 Була в батенька нова светлонька, . В недедю! В недолго рано Зелене вино саджено! А коло нее садок садженый, Садок садженый, злотом ряшеный, А в том садочку зелене вино, Зелене вино, що Богу мило, Стерегла ж его кречна девонька, Красна девонька, на имя Анничка, Ой стерегучи шитенько шила, Шитенько шила, твердо уснула. Та надлетели райски пташеньки, Сели, упали, на злоту рясу, А злота ряса та зазвенела, Та й ся девонько с сну прохопила: Ой гиши, гиши, райски пташечки! Не вам батенько садочок садив, Садочок садив, все злотом рясив, Зелене вино барзо оздобне: Маю я брата на ожененью, Сама молода на отданенью. (В Ясене от Гаврила Флёка) 31 Ой заспевали райски пташеньки, В неделю! В неделю рано Зелене вино саджено! - Ой не спевайте, райски пташеньки Бо мой миленький брат трудненький, Барзо трудненький з войны приехав, Та привёз мене дар невеличкий, Дар невеличкий, жовти чоботки. - Ой заспевали райски пташеньки: Ой не спивайте, райски пташеньки, Бо мой миленький барзо трудненький, Барзо трудненький з войны приехав, Та привёз мене дар невеличкий, Дар невеличкий, кованый пояс. - Ой заспевали райски пташеньки: Ой не спевайте, райски пташеньки, Бо мой миленький барзо трудненький, Барзо трудненький з войны приехав, Та привёз мене дар невеличкий, Дар невеличкий сребный перстенец. - Ой заспевали райски пташеньки: Ой не спевайте, райски пташеньки, Бо мой миленький барзо трудненький, Барзо трудненький з войны приехав, Та привёз мене дар невеличкий, Дар невеличкий, перлову тканку: Жовти чоботки на белы ножки, Кованый пояс та на лядвоньки, Сребный перстенец на белы палци, Перлова тканка на головоньку. Жовты чоботки стискают ножки, Кованый пояс лядвоньки ломит, Сребный перстенец пальчики светлит, Перлова тканка головку клонит, Головку клонит та батенькови, Жич, Боже, на рок та миленькому! (В Ясене от Гаврила Флёка) 39 Ой в леску, в леску, на жовтом песку, Зелена, зелена, яблонь Червоны ябка зродила! Стерегла ябка красна девонька, Красна девонька, чом Анниченька; Прийшов до нее батенько ее: Ой донько ж моя, верзь же ми ябко! - Бог ме, не вержу, милому держу! - Ой в леску, в леску, на жовтом песку. Стерегла ябка красна девонька, Красна девонька, чом Анниченька, Прийшла до нее матенька ее: Ой донько ж моя, верзь же ябко! — Бог ме, не вержу, милому держу! - Ой в леску, в леску, на жовтом песку, Стерегла ябка красна девонька, Красна девонька, чом Анниченька; Прийшов до нее братенько ее: Ой сестро моя, верзь же ми ябко! — Бога ме, не вержу, милому держу! - Ой в леску, в леску, на жовтом песку, Стерегла ябка красна девонька, Красна девонька, чом Анниченька; Прийшла до нее сестричка ее: Ой сестро моя, верзь же ми ябко! - Бог ме, не вержу, милому держу! - Ой в леску, в леску, на жовтом песку, Стерегла ябка красна девонька, Красна девонька, чом Анниченька; Прийшов до нее миленький ее: Ой мила моя, верзь же ми ябко! — Ой вержу, вержу, бо тобе держу! (В Ясене от Гаврила Флёка) 41 (Русалка Днестр. 36; Паул. I,3) Ой у садоньку павонькн ходят, Ой дай, Боже! Павоньки ходят, перенько ронят, Ходит за ними красна девонька, Перенько збирае, в рукавец кладе, З рукавця бере, на столик кладе, З столика бере, веночок плете. Павляный венок, чистый барвенок, Все примеряв, на головоньку: Дивися, ненько, цы оздобненько! - Пошла девчина рано по воду, Та зорвалися буйни ветрове, Буйни ветрове, тайни дожджове, Шайнули венком под крутый берег, Под крутый берег, в глыбокий Дунай: Плыне веночок краем Дунаем, А вна за нею все берегою, Та издыбае три рыбареве, Три рыбареве, панскии слуги: Май Бог, помай Бог, три рыбареве, Три рыбареве, панскии слуги, Цы не стречали, цы не споймали, Павляный венок, чистый барвенок? — Ой мы стречали, та й мы споймали, Павляный венок, чистый барвенок, Та що ж нам буде за переемец? - Одному буде золотый перстень, Золотый перстень з белого пальця; Другому буде хустка шовкова, Хустка шовкова з белой шеи: Третёму буде сама молода, Сама молода, та як ягода. II, 94(34), Ч.IV 64(1), зап. в c. Дулебах, Стрыйск. у. 34 Ой на Дунаю, близько дороги, В неделю, в неделю рано, ясне соненько сходило. Та там кормонька ореховая, А в той кормонце семь танцев ходит, Красна девонька всем перед водит. Прийшов до неи батенько еи: Он гуляй, доню, та йди до дому! - Ой зараз поду, лиш з танцю выйду! - З танчику выйшла, до дому не йшла. Он на Дунаю, близько дороги, и проч. Прийшла матенька, сестричка, братчик, и проч. Ой на Дунаю, близько дороги, и проч. Прийшов до неи миленький еи: Ой гуляй, мила, та йди до дому! - Ой зараз иду, лиш за танцю выйду. — З танчику выйшла, до дому пошла. 1 Пошла Анничка рано по воду, В неделю, в неделю рано, зелене вино саджено! Ой пошла она с двома ведерци: В едно начерла, с другим ся вергла, Вергла ся борзо до матоночки: Видела ж бо я дивное зверя, Дивное зверя ластовляточку; Не е бо тото ластовляточка, Але е ж бо то Божая Мати; Божая Мати ризочки прала, Ризочки прала, на бел камень клала: Десь ми ся взяли буйны ветрове, Буйны ветрове, дробны дожджове, Шайнули ж они Божии ризы, Та занесли ми опроч далече, Опроч далече, аж перед церковь — Самы ся двери повоттваряли, Самы ся книги поростваряли, Самы ся свечи позасвечали. Исус Христос ходит, службоньку служит, Девчина ходит, на службу носит, На службу носит, Пана Бога просит, Пана Бога просит за вотця, за матку, За вотця, за матку и за всю челядку (В Дулебах от Василя Бучака) IV, 85(32), 88(35), зап. в с. Розгоречье Стрыйск. у. 32 Прала девчина шовковы хусты На леду, на леду, леду, В студнице, кирнице! Перучи хусты, перстень сгубила, Взяла батенька та покликати: Поди, батеньку, перстень ми знайди! - Батенько пошов, перстень не знайшов. Прала девчина шовковы хусты, Перучи хусты, перстень сгубила, Взяла матеньку та покликати: Поди, матенько перстень ми знайди! - Матенька пошла, перстень не знайшла. Прала девчина шовковы хусты, Перучи хусты, перстень сгубила, Взяла братенька та покликати: Поди, братеньку, перстень ми знайди! - Братенько пошов, перстень не знайшов. Прала девчина шовковы хусты, Перучи хусты, перстень сгубила, Взяла милого та покликати: Поди, миленький, перстень ми знайди! - Миленький пошов, та й перстень знайшов. (В Розгорье от Якима Дедуха) 35 А в городечку червона ружя, Процветай, процветай, червона ружя, Рано в неделю! Стерегла ее кречна панночка, Кречна панночка, чом Анниченька. Выйшов до неё её батенько: А донько ж моя, зорви ми ружю! — Ой нет, не зорву, милому держу! - Ой в городечку червона ружя, Стерегла её кречна панночка, Кречна панночка, чом Анниченька, Выйшла до неё её матенька: Ой донько ж моя, зорви ми ружю! — Ой нет, не зорву, милому держу! - А в городечку червона ружя, Стерегда её кречна панночка, Кречна панночка, чом Анниченька, Выйшов до нее ее братенько: Ой сестро ж моя, зорви ми ружю! — Ой нет, не зорву, милому держу! А в городечку червона ружя, Стерегла её кречна панночка, Кречна панночка, чом Анниченька; Выйшов до неё её миленький: Ой мила ж моя, зорви ми ружю! — Ой зорву, зорву, бо тобе держу! (В Розгорье от Якима Дедуха) IV, 66—68 (5—7), 72(15), 92(40), зап. в с. Синеводске Стрый. У.; 86(34), поют в Синеводске, Стрыйск. и в с. Порхове, Станисл. у. 5 А в чистом поле коршмонька стоит, Казано нам, поведано нам: Доброе пиво, Мед, горелочка, Красна девочка, Подеме там! Там заехали трои гостеве; Едны ми стали коньми под сенями, Други ми стали за воротами, Трети ми стали в вишневом саду. Що ж ми стояли коньми под сенями, Тем мы вынесли мису червоных; Що ж ми стояли за воротами, Tем мы вывели сивого коня; Що ж ми стояли в вишневом саду, Тем мы вывели кречную панну, Кречную панну, на имя Анночку, На имя Анночку, господарску дочку. (В Синеводске Стрыйск. Окр. от Гриня Турчина) 6 Перед оконцем садочок стоит, Мовь, панно моя молоденька, Промовь словенько, С тиха словенько, А с нами! А в том садочку золота ряса: Ой сходилися буйны ветрове, Обтрясли ж они золоту рясу; Стежков надойшла красна панночка, Красна панночка, на имя Анночка, Ой спустила она шитый рукавець, А зобрала она золоту рясу, Понесла она до ковальчиков, До ковальчиков, до ремесников: Ой ковальчики, ой ремесники! А скуйте ж мене золотый венок, А з устаночков золотый пояс, А з обрезочков злотый перстенец. Золотый венок головы склонит, ЗолотыЙ пояс лядвоньки сломит, Злотый перстенец пальчики светлит. (В Синеводске Стрыйск. Окр. от Гриня Турчина) 7 Ой в леску, ой в леску, на жовтом песку, То ми вино! Ой то ми вино, Що в три рядочки саджено! Стоит деревце тонке, высоке, Тонке, высоке, в листу широке, В листу широке, в верху кудряве, А в тех кудерцех сив сокол сидит. Сив сокол сидит, далеко видит, Далеко видит, на тихий Дунай, На том Дунаю корабель плавле, А в том корабле золотый стольчик, На том стольчику кречная панна, Кречная панна, на имя Анничка; Ой сидит, сидит, хусточки шиe; Ой едну шиe белою нитью, А другу шиe среблом та золотом, А третю шиe, злотом гаптуе. Ой що ж ми шила белою нитью, То ту ж бы дати чом деверцеви; Ой що ж ми шила серблом та злотом, То ту ж бы дати свому свекрови; Ой що ж ми шила, злотом гаптовала, То ту ж бы дати свому милому, Дати бы, дати, неким послати! Послала бы я своев соседков: В мене соседка клеветниченька, Она ся на мене тамка набреше, Так ся набреше, як сама схоче! Ще ж бым послала своев матеньков, В мене матенька красча вод мене, Мамку похвалят, мене поганят! Ци сором, ци два, понесу сама. (В Синеводске Стрыйск. Окр. от Гриня Турчина) 15 Улетев сокол из улици в двор, Ой рано, раненько! Ой сев же вон собе на оконце, Та кватирочку все вотчиняе. Та у светлочку вон загледае, Ой ще светлочка та не метена, А ще Анничка та не чесана, Не чесалася, не вмывалася, Бо на батенька розгневалася: Сукню пошили, покоротили, Чоботки вшили, та помалили. (В Синеводске от Гриня Турчина) 40 Там на горонце, в новой коршмонце, Играли, игралив, Угре, По червоному метали! Там же ми ходит танок девочок, Там една панна всем перед водит, Выходит ить ней батечко ее: Ой час бы тобе, ма доню, доме! - Най танку дойду, до дому поду! — Таночку дошла, и в другий пошла! Там на горонце в новой коршмонце, Там же ми ходит танок девочок; Там една панна всем перед водит, Выходит ить ней матенька ее: Ой час бы тобе, ма доню, доме! — Най танку дойду, до дому поду! - Танчику дошла, и в другий пошла. Там на горонце, в новой коршмонце, Там же ми ходит танок девочок; Таи една панна всем перед водит, Выходит ить ней братечко её: Ой час бы тобе, сестрице, доме! — Выжди, братечку, хоть годиночку, Най же я зведу таночок, та й домe! - Танчику дошла, и в други пошла. Таи на горонце, в новой коршмонце, Там же ми ходит танок девочок; Там една панна всем перед водит, Выходит ить ней сестриця ее: Ой час бы тобе, сестрице, доме! — Выжди, сестрице, хоть годиночку, або две! Най же я зведу тихий таночок, та й доме! - Танчику дошла, и в другий пошла. Там на горонце, в новой коршмонце, Там же ми ходит танок девочок; Таи една панна всем перед водит, Выходит ить ней миленький ее: Ой час бы тобе, миленькои, доме! Танку не дошла, до дому пошла. (В Синеводске от Гриня Турчина; Эту же самую колядку пел в Зарванице и Луц Микитин) IV, 72(14), зап. в с. Тишевнице Стрыйск. у. (у Бойков) 14 Доле лугами калиновыми, Стой, калино! Стой калино, Сли есь при лузе стояла! Ой вшла туды красна девонька, Красна девонька, на имя Анничка, Здыбали ее три молодчики: Ой стой, погоди, красна девонько! Загану я три загадочки, А сли водганешь, то моя будешь, Як не водганешь, батькова будешь: Що, девко, росте без коренечка? Що, девко, цвете без синоцвету? Що, девко, горит без поломени? — Бел камень росте без коренечка, Папорот цвете без синоцвету, Золото горит без поломене. (В Тышевнице от Пилипа Саблаташа) IV, 70(11), зап. в с. Славске, Стрыйск; у. (у Верховинцев) 11 Ой Зьзадельское соловятойко, Девойко! Ой где ж ты ся ой летовало? - Летовало мь ся ой по за море. - Що ж сь видало? - Танок девочок. - Нема красчои та вод нашои, Та вод нашои та Анничейки, Коли ся вбере рано в недолго: Червоный саян землицю мете, Перлова тканка голову клонит, Золотый пояс лядвице ломит, Червоны чижмы ножки стискают, Золотый персень пальчики светлит (В Cлавске от Михайла Медведского) Народные песни Галицкой и Угорской Руси, собранные Я.Ф. Головацким. Колядки http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_453.htm http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_459.htm КарпатоВедение http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_755.htm



полная версия страницы